Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 276

Ирина Николаевна Кнорринг

Помню — поезд бесшумно рвануло.

Твой последний, рассеянный взгляд…

(Средь вокзального шума и гула

Ничего не воротишь назад).

Пустота и безжизненность улиц…

(Что мне делать с такой пустотой?)

Об игрушки твои споткнулась,

В темноте вернувшись домой.

Вот опять — дожди, непогоды,

Гнет ничем не оправданных дней…

Вот опять — пустота и свобода,

Уже горько знакомые мне.

На лазурно-седом океане

Ты во сне встречаешь зарю…

И я слышу твое дыханье,

На пустую кроватку смотрю.

Твои письма всего мне дороже,

(Не читать их, — любовно беречь),

Хоть не сам ты их пишешь, быть может,

Хоть мертва в них французская речь.

И мне чудится, как вечерами,

Среди мирно уснувших детей,

Ты тоскуешь о доме, о маме,

Об уютной кроватке своей.

1936

Предполагалось, что Игорь пробудет на берегу океана три месяца, но оказалось нужным продлить его пребывание в колонии. Чтобы утешить Ирину, удалось устроить ее поездку в Андай на свидание с сыном.

АНДАЙ

Ревет вечерний океан.

Таинственная даль темнеет,

И в нарастающий туман

Вершины прячут Пиренеи.

Мигают ярко маяки

На каменных, отвесных кручах.

А небо все в тяжелых тучах,

Полно тревожной и летучей,

Нечеловеческой тоски.

Безжизненность пустынных дач,

Пустые улицы, аллеи…

И гул прибоя, будто плач,

Взывает к темным Пиренеям,

А в лиловеющей дали,

Над гладью сонного залива,

На узкой полосе земли,

В горах, раскинутых лениво,

Смешались в прихотливом танце

Огни Испании и Франции.

15. III.1936

Начальные школьные годы Игоря были очень благополучны. Мальчик он был спокойный, тихий, воспитанный и легко уживался в школе с детьми, учился хорошо. Но напряженно-нервная атмосфера дома иногда вызывала конфликты, которые тщательно анализировались в дневнике. Телесное наказание, конечно, в систему воспитания не входило, — конфликты скоро изживались, — впрочем, их было не больше, чем в каждой другой семье русского Парижа. Приведу две записи. Когда Игорь был совсем еще маленький (трех с половиной лет), он что-то натворил и Ирина — «рассердилась, раскричалась. Он: «Мама!» — «И не называй меня больше мамой! Я тебе больше не мама! Мне стыдно, что у меня такой сын, не зови меня мамой!» И много еще безжалостных слов. Уложила его спать и, не поцеловав, вышла. Потом, немного погодя, под каким-то предлогом вошла посмотреть, как он лежит. И вдруг слышу тоненький голосок из-под одеяла: «Ирина Николаевна!» Я как зареву…»