Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 171
Ирина Николаевна Кнорринг
Беседу умную ведём.
И ждём, не подавая виду.
Как тяжек этот вечный гнёт, —
К каким придуманным обидам
Глухая злоба приведёт…
И только больно мне и стыдно,
Что средь уныния и зла
Я подрастающему сыну
Весёлых слов не сберегла.
«Я люблю безобразные тучи…»
Я люблю безобразные тучи,
Резкий ветер и колющий дождь.
Ничему ты меня не научишь,
Ни к чему меня не приведёшь.
Всё напрасно: искание страсти,
Ожиданье слепых перемен.
И тебя обманувшее счастье
У моих неподвижных колен.
Я останусь навек суеверной,
Одинокой, ненужной, ничьей.
Чтобы плакать за тёмной вечерней
И бояться бессонных ночей.
Чтоб любить неприступные кручи
Да когда-то согревшую ложь…
Ничему ты меня не научишь,
Ничего от меня не возьмёшь.
Ты живёшь в своих книгах и думах,
(Разве можно об этом забыть?)
Что же ищешь ты в сердце угрюмом,
Не умеющем даже любить?
«Плакать так, чтоб никто ничего не услышал…»
Плакать так, чтоб никто ничего не услышал,
Плакать так, чтоб никто, никогда не узнал.
Будут падать слова безнадёжней и тише,
Будет мёртвый закат неестественно ал.
Будет болью последней — стеклянная крыша
И последнею памятью — чёрный вокзал.
Засвистят поезда. Засверкают оконца.
Задрожат, заскользят, неизвестно куда.
И прощальные блики холодного солнца
Зацелуют рванувшиеся поезда.
И в усталых глазах в первый раз пронесётся
Навсегда…Навсегда…
«Всё это — я ещё, быть может…»
Всё это — я ещё, быть может,
Но только — не совсем и я.
В нём всё понятно, всё похоже,
В нём жизнь кончается моя.
Всё это — я наполовину,
Я, но без моего лица.
Я не родившемуся сыну
Уже дала черты отца.
Зачем? Как странно и как дико,
Когда он — мой, и только — мой.
Ведь жизнь ему с последним криком
Давала я, а не другой.
И всё любимое, родное,
Всю душу тёмную мою,
Всё, не содеянное мною,
Ему сейчас передаю.
Всё, чем жила, чего хотела,
Всю жизнь без завтрашнего дня,
И это маленькое тело
Всё — продолжение меня.
А я? А все мои — затеи?
О чём грустить? О чём молчать?
Чем старше мы, чем он сильнее, —
Тем больше умирает мать.
«Я люблю заводные игрушки…»
Я люблю заводные игрушки
И протяжное пенье волчка.
Пряди русых волос на подушке
И спокойный огонь камелька.
Я люблю в этом тихом покое,
После бешеной сутолки дня,
Своё сердце, совсем ледяное,
Хоть немножко согреть у огня.
Здесь могу я смеяться, как дети,
И не помнить жестоких утрат.
Здесь мне кто-то спокойно ответит
На тревожный, беспомощный взгляд.
И в бессоннице лоб мой горячий
Тронет ласково чья-то ладонь…
— А в углу — закатившийся мячик
И бесхвостый, облупленный конь.
Это всё, что мне в жизни осталось,
Всё, что в ней научилась любить.
Остальное — тупая усталость,
И тупое желанье — не быть.
«Ещё о Боге можно говорить…»
Ещё о Боге можно говорить,
И о политике, и об искусстве.
— А вот о том, что страшно в жизни жить,
О пустоте, ненужности и грусти,
О сыне и о тишине лесной,
О том, что много холода и злобы,
О нас двоих, и о себе одной —
