Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 154
Ирина Николаевна Кнорринг
Уж не будет больше ничего.
Кто-то пожалеет, приласкает
В мир подкинутое существо.
А потом — потом сожжёт, закрутит
Медленный, губительный пожар.
И на шее обовьётся туже
Ранним утром разноцветный шарф.
«Поняла, что больше не ребёнок…»
Поняла, что больше не ребёнок,
Ощутила горечь бытия.
Слышала и жалобы, и стоны,
Поняла, что я — давно не я.
Стала равнодушной и унылой,
Научилась думать и молчать.
В будущем и прошлом всё простила,
Так что больше нечего прощать.
И с каким-то радостным покорством
Жду конца туманных, мутных дней.
В сердце — рассудительном и чёрством —
Только жалость о не бывшем сне.
И не страшно, и давно не больно
Жить без жизни, оголяя стыд,
И уже не вздрагивать невольно
От больших и маленьких обид.
«Друг другу приходят на смену…»
Друг другу приходят на смену
Бесцветные, серые дни.
А каждый несёт перемену
И тушит ночные огни.
И в каждом — зародыши муки,
Большой и великой тоски.
Беспомощно сложены руки,
Пульсируют нервно виски.
Но с мыслью о солнце, о лете
Улыбка разгонит испуг…
А ты ничего не заметишь,
Мой мало внимательный друг.
«За просторы степей зелёных…»
За просторы степей зелёных,
За дыханье весенней земли,
За церковные встречные звоны,
За торжественные знамёна
Отдавали вы жизнь — и шли.
За какой-то тревожной зарницей,
Ярко вспыхнувшей в тёмной дали,
За прекрасною Синею Птицей,
С возбуждённой улыбкой на лицах
Вы легко и уверенно шли.
Вам запомнилась ночь огневая,
Сумасшедший восторг до утра,
На пороге ада и рая
Сердце билось, не рассуждая,
И отстукивало — пора!
И — всё стало ненастоящим,
Только мутным, ненужным сном.
И расплёснуты жизни ваши,
Эти, прежде кипящие чаши,
С драгоценным, живым вином.
LA BOLLEE («Грубые, тяжёлые стаканы…»)
Грубые, тяжёлые стаканы,
Запах никотина и духов,
И тончайшая отрава пьяной,
Сладострастной музыки стихов.
Что-то пьётся, что-то говорится,
Голоса рассеянно звучат.
На привычно-равнодушных: лицах
Острой злобы плохо скрытый яд.
И скрывают возбуждённый взгляд
Длинные, спокойные ресницы.
С лиц усталых облетает пудра,
С плеч покатых падают меха.
И над всем — торжественно и мудро —
Музыка чеканного стиха.
«Говорили о злобе пожарищ…»
Говорили о злобе пожарищ,
В чёрном небе густела гроза.
Говорили при встрече: «товарищ»,
Никогда не смотрели в глаза.
Узнавали по голосу вести,
Мимоходом на остром ветру.
В мутном мраке фабричных предместий
Находили ограбленный труп.
Рано, в сумерках, дом запирали,
Спать ложились и света не жгли.
По утрам, в гимназическом зале
Повторяли: «вчера увели…»
И за наглым, разбойничьим свистом
Опьяневших от крови солдат
Ясно слышался в воздухе мглистом
Непрерывный и жуткий набат.
В расплескавшейся, мутной стихии,
В первобытной, запутанной тьме —
Были ночи, как сны — огневые,
Были лица — белее, чем мел.
И в рассветном, молочном тумане,
В час, когда расточается мгла,
Где-то вспыхивала и росла
Напряжённая радость восстанья.
