Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 153
Ирина Николаевна Кнорринг
«Ты пойми, что я устала…»
Ты пойми, что я устала.
Я совсем больна.
Зданье старого квартала
Скрыла тишина.
Ни вопросов, ни исканий, —
Только б отдохнуть.
Не стереть мне эти грани,
Не перешагнуть.
Сколько раз от близкой цели
Кто-то уводил.
Ты пойми, что в этом теле
Не осталось сил.
Что по пропастям бездонным
Жизнь меня вела,
Что из пальцев с лёгким звоном
Падает игла.
И боюсь я ночи тёмной,
Снов и пустоты.
Но не надо ничего мне,
Да пойми же ты!
Заметён туманом разум
И стучит в мозгу
Жалкая, смешная фраза:
«Больше не могу!»
«Я не знаю, что я люблю…»
Я не знаю, что я люблю
В этом имени, странно певучем.
Вероятно, влюблённость свою,
И весну, и весенние тучи.
И лиловую цепь фонарей,
Цепь огней, уходящих куда-то.
И тоску на туманной заре
О любви большой и крылатой.
О любви, уносящей ввысь.
Изменились вещи и лица,
Изменилась и самая жизнь.
И могла ли не измениться?
Только память о прошлом слилась
Навсегда с теплотой невольной,
Оттого, что единственный раз
Сердцу не было стыдно и больно.
«Два счётчика минут пустых…»
Два счётчика минут пустых,
Два верных спутника, два брата:
Два механизма заводных,
Отсчитывающих утраты, —
Часы и сердце.
Скользили мутные года,
Ломалась жизнь. Менялись лица.
Лишь неизменны навсегда
Не прекращающие биться
Часы и сердце.
Всё вымерено, сочтено,
И жизнь — ясна. И жизнь — напрасна.
И сердце сделалось давно
Таким же точным и прекрасным,
Как ход часов.
«Я брошу всё: стихи, слова и строки…»
Я брошу всё: стихи, слова и строки,
Мечты о том, чего на свете нет,
И матовый, встревоженный рассвет,
Такой любимый и такой далёкий.
И все мои печали и упрёки
Пустых, тяжёлых и напрасных лет,
И стыд за все просроченные сроки,
И прозвище надменное — поэт.
Мне ничего не жаль. И я готова
Закрыть навек заветную тетрадь,
Чтоб больше никогда не раскрывать
Дневник существования пустого —
За тихое, коротенькое слово,
За самое простое слово — мать.
«Я только повторяю — "всё равно"…»
Я только повторяю — «всё равно»,
Когда на узких улицах темно
И девочка с улыбкою задорной,
С мольбой в глазах, с лицом, как полотно,
Мелькает деловито тенью чёрной
На перекрёстке.
И мне бесстыдно всё равно, когда
В Париже наступают холода
И дети мёрзнут в переулке сером,
И стынет в Сене чёрная вода,
И снятся мне костлявые химеры
На Нотр-Дам.
И всё равно, когда во мне самой
С беспечной и весёлой быстротой
Растёт дыханье тленья и распада.
Я повторяю с медленной тоской:
«Уйдите все! Мне ничего не надо.
Я так устала!»
«Час пробьёт торжественно и звонко…»
Час пробьёт торжественно и звонко —
Час последней гибели. И я
Побреду последней собачонкой
Вдоль чужого, тёмного жилья.
Буду думать, что не всё — чуждое,
Буду горько плакать, и в ответ
Я услышу трижды роковое,
Трижды унизительное «нет».
Ни тоски, ни ада и ни рая —
