Читать «Карло Эмилио Гадда» онлайн - страница 18
User
Потом поезда останавливаются под храмовыми сводами, которые знающие инженеры рассчитали, применяя теоремы Кастильяно и Максвелла. В обширных атриумах вокзала вливаются в толпу все: удивительные дамы, солидные мужчины от промышленности и от транспорта и обычные проезжие.
Он снова вспомнил свою мать.
1Смутное для Ломбардии время закончилось битвой при Дезио (1277) между сторонниками рода Висконти и рода Торриани. Свое владычество Висконти снова отстояли в сражении при Парабьяго (1339), нанеся поражение Таддео Пеполи, синьору Болоньи.
Тот его глаз говорил: «Кант прав». Двугранные углы и призмы, свет и тени и цвета исчезали: так называемые мушки оставили всякий страх.
А как злобно и ловко он умел ловить их на лету! А потом чихал.
Теперь он умирал, то есть понимал, что злость, призмы, подозрительный шум и сам свет, и все остальное было ничем иным, как пустым перечнем.
Он верно служил. Какому делу? Что за вопрос!.. За какую награду?.. При чем здесь это, при чем!
Еще была басня о хорошо кормленой собаке, которая столкнулась с благородной саркастичной проповедью тощего пса.
Но то была глупость.
Он проявил смелость, веселость, набожность, отдал жизнь: все это, не по его вине, принесло ему поразительный аппетит. Царем природы эта его настоятельная потребность оплачивалась ломтями хлеба: заглатывая их на лету, он уходил от бед. Еще он ублажал себя, на свой страх и риск таская котлеты.
Когда он кровожадно сидел в засаде, ему никогда не приходило голову, что на свете существуют сочинители басен.
Пук (такой усталый!) все-таки смог подвести итог: добрая воля – вот что всегда вдохновляло его!
Теперь он умирал, то есть для него теряло значение всё, приобретенное от рождения и становления.
Другие будут заниматься разными делами, для них - текущими, истолковывая явления согласно банальным схемам.
Войди в церковь, там замкнутый, внятный, чуть отдающий плесенью запах генуэзских благородных старых и толстых стен и сводов под торжественной холодной лепниной, чье барокко с трудом выгнул изысканный и жесткий Шестнадцатый век. Нелегко согнуть того, кто тверд.
Среди той лепнины могли бы находиться достойно обрамленные Строцци, Маньяско и могучий Феррари.
То был свежий запах замкнутого благородства Семнадцатого века, толстые стены, недостижимо высокие окна: по ту сторону от которых душа могла бы наполниться кобальтом, индиго, специями, далекими морями.
Там снуют арабские пираты, а в ослепляющем блеске стоит стража пизанских башен.
Никого не видно, сзади узкие окна вглядываются в густой и таинственный полдень: не собирается ли буря и не виднеется ли стая малых галер захвата.
Ларцы с драгоценными каменьями и богатейшими одеждами: на гнусных лицах варваров - слоновая кость зубов, обнаженная жестокостью. Блеск сверкающих кинжалов.
Но меры мудрых адмиралов сделают море свободным. Нужно, чтобы к их решениям прислушались в зале совета, и чтобы каждое было занесено в регистр: и да поднимутся прочные стены, чтобы порыв неистовых людей достиг зелени реки Польчевера. Эту задачу возложить на Алессио, посоветоваться со старым Филаретом, послать за остальными, да, за Строцци, Маньяско и за могучим Феррари.
