Читать «Карло Эмилио Гадда» онлайн - страница 14

      Начали вытягивать третью пушку.

      — Эй, взяли! — кричал сержант.

      На поросшей дикими зарослями непроходимой дороге мышцы мощных битюгов напряглись, пушкари с силой уперлись в колеса. По плоским сильным крупам посыпался град палочных ударов:

      — Давай, Горго! Тяни, дохлятина!

      Дорога была просто дрянь.

      Отколотый камень спокойно лежал на пути, образуя для правого колеса ступеньку высотой в добрых сантиметров двенадцать.

      — Тяни, Горго! — последовала серия ударов, животное отчаянно рвалось вперед в клетке из своих постромок, тянулось за напарником, а артиллерист рукояткой короткой плети плашмя поддавал ему. Удары, рывки животных, снова удары.

      — Тяни, худоба, ну! Давай! Давай, скотина!

      Орудие не двигалось. Колеса не могли перевалить через камень под острым углом: нужно ублажить их лестью и лаской. А солдаты сонно зевали под знойным полднем. Усилия прикладывали, но думать не хотели, ибо думать и решать утомляет больше, чем упираться, как мулы.

      Тем временем по приказу генерала остальные упряжки услали вперед. Тянуть должны были только Горго и Тубон: это их долг. От которого они и не отказывались, напротив, были прилежны в желании исполнить его. Но люди казались им несколько отупевшими, немного усталыми: наверное, от большого солнца. Тогда Горго, также и по совету напарника, решил сделать выговор и подбодрить их, призывая к должной последовательности между воображением и действием, между легковесными устремлениями души и тяжеловесной неторопливостью реальности.

      А меж тем из ртов артиллеристов стали вылетать иные, еще более неистовые, призывы, адресованные разным личностям небесной иерархии, не исключая Всевышнего; этому Последнему были впоследствии присвоены имена разных домашних млекопитающих. По такому исключительному случаю почти всех млекопитающих подбирали из отряда свиней. Приведенные события освещались на бергамском и болонском диалектах и на тосканском наречии.

      После одного палочного удара, особо подлого, Горго резко обернулся и взглядом, от которого впору заплакать, сказал колотящему его палкой человеку в расстегнутом мундире и немного сползших штанах: «Думай!» А ведь это солдат, выполняющий молодецкую задачу своего бравого войска. Белый потный галстук вылез из-под расстегнутого воротничка и болтался сам по себе как тряпка; палка в руке, рот открыт, как у мальчишки, прядь мокрых волос на виске.

      Орудие, сардоническое чудовище, стояло на месте чуть наклонно и спокойно смотрело с обрыва вниз, как если бы вся эта суета его не касалась. При всяком усилии пушка оставалась неподвижной, а передок опадал там же. Так что вся упряжка вместе с четырьмя колесами и узлом крепления походила на хромого крокодила, неудобно устроившегося на контруклоне и утомленного трудоемким перевариванием пищи.

      Лейтенант Толла вслед за парнями увидел ступеньку. Вот только он, на протяжении лет лелеявший свою первую детскую мечту о деянии, взял Тубона и Горгу под уздцы и, отведя назад, направил их шаг так, что проклятый камень прошел рядом. Заслуженными упреками и неуставными словами успокоил он одуревших парней, сморенных сонливостью, жарой, беспорядочным грохотом упряжки, пылью, башмаками, командами, напряженным потным трудом, собственной руганью, сопутствуемыми взаимной бранью и проклятиями.