Читать «Вполголоса» онлайн - страница 44

Но главное — в книге «Лоза» поэт (перешагнув, видимо, через свою чопорность) начинает неприкровенно рассказывать о себе. О собственном рождении. О смерти отца. О детских впечатлениях от органной музыки в католическом храме. О крымском быте: «Все выел ненасытный солончак. Я корчевала скрюченные корни...» И коль скоро первична тема — это означает, что слова для нее приисканы единственные и самые верные.

Целый день язык мой подличал,

И лицо от улыбок болело.

И позвал меня кто-то под вечер, —

Ты ли, пленница, голубь белый?

И еще волочилось волоком Это тело, а там, в раздольи, Сквозь туманы запел уже колокол К Благовещенью — к вечной воле.

Благовещенье! Так завещано:

Всем крылатым из плена — вылет. И твои встрепенутся, всплещутся, Голубь мой, в поднебесье крылья...

Под голубем подразумевается душа. Но эта простая аллегория, «пережиток символизма», приобретает у Парнок оглушительное, страшное звучание: голубь должен вылететь на свободу, а его темница, то есть сам человек — разрушиться, умереть. В звоне колоколов, возвещающих новую жизнь и приход Спасителя, измученной героине слышится: «Господи, прибери меня...» Рождение и смерть, таким образом, составляют полную октаву и становятся равновеликим даром небес. В художественном произведении весьма трудно бывает достоверно передать смерт-ные переживания; о них можно говорить лишь безличнопротокольным слогом — или же вот так, оксюморонами, совмещая несовместимое.

В книге «Музыка» (1925) словно бы найдена «точка сборки»: наиболее характерный для зрелого творчества Парнок круг тем и мотивов, для которых наконец подобраны верные слова. Здесь — «среднестатистическая» (то есть — самая настоящая!) Парнок, мыслящая образами, грезящая. Частью это бытовые зарисовки, частью — сны, частью — «классич-ные», афористичные, как бы под XIX век, стихи, частью — зрелищные картины. С цыганами, к которым она еще со времен своего консерваторского дебюта питает слабость.

Пылают облака над степью,

Кочевье движется вдали По грустному великолепью Пустой земли.

Томи, терзай, цыганский голос, И песней до смерти запой, — Не надо, чтоб душа боролась Сама с собой!

.. .Между тем время для грез наступило вовсе неподходящее. В стране уже начал сворачиваться НЭП; еще не было «клетки под названием „Союз советских писателей», но литературная среда (состояние которой уже во многом определял РАПП) двигалась к этому, претерпевая эволюцию «от дружбы к службе», «от спора к инстанциям».

В 1925 году группа московских литераторов, дабы иметь возможность общаться и печататься, создает «Промысловое Кооперативное Товарищество поэтов под наименованием Книгоиздательство ,,Узел“». Официальные учредители — Петр Зайцев, София Парнок, София Федорченко и Борис Пастернак, секретарь «книгоиздательской артели» — молодой поэт Владимир Луговской. На заседаниях читали Андрей Белый и Михаил Булгаков, заочным членом был Максимилиан Волошин (его приняли, чтобы издать книгу).

Хотя творчество литераторов, которые составляли «Узел», можно назвать неоклассическим, на самом деле их объединяла не столько общность писательских интересов, сколько желание выжить в суровых условиях НЭПа и без потерь уместиться на прокрустовом ложе цензуры. Последнее мало кому удавалось. Отсюда происходили регулярные конфликты.