Читать «Вполголоса» онлайн - страница 43

Античный морок развеялся очень скоро — в голодном, холодном, страшном, осеняемом «солнцем мертвых» Крыму, куда Парнок приехала на лето 1917, но задержалась до января 1922 года. Гражданская война, перемежающиеся полосы «красного» и «белого» террора не щадили никого. «Бои происходили и у нас в саду», — вспоминает соседка Парнок, дочь композитора Александра Спендиарова, — «<отец> находил в доме „безопасные точ-ки“ от пуль, которые пробивали стекла окон, и укрывал в них всю семью»... Война расставила все в стихах на свои места: фальшивая позолота скоро слезла, претенциозные «фиалки на родимых лугах» увяли. Осталось четкое ощущение собственного поэтического хронотопа — и слова, единственно необходимые для его описания.

Там родина моя, где восходил мой дух, Как в том солончаке лоза; где откипела Кровь трудная моя, и окрылился слух, И немощи своей возрадовалось тело.

Этим стихотворением начинается сборник «Лоза» (1923). Античность, вроде бы «умершая» в зрелых стихах Парнок, уступив место аутентичности, — еще обнаружит себя, взойдет, но не сейчас — много позже.

Послекрымский период — период зрелого творчества Парнок. Об особенностях ее «взрослой» поэтики стоит рассказать более подробно.

Есть поэты, для которых императивно действие — то есть непосредственно стихосложение. Они наблюдательны и тщательно описывают все, за что зацепится глаз; форма лирического высказывания здесь спонтанна, а тема по отношению к нему вторична, и реальность предстает в своем «естественном» виде, преломленная только лишь оптикой автора. София Парнок принадлежит к другому типу поэтов, для которых императивом является тема. Они обычно немногословны и тщательно подыскивают форму высказывания для тех образов, что мучительно просятся на язык. («Ведь я пою о той весне, которой в яви — нет...» — скажет она потом.) Первоначальный лирический посыл трансформируется еще и немалым мыслительным усилием — так поэты второго типа становятся культуротворцами.

В первой половине 1920-х годов Парнок еще слишком буквально понимает поэтическую форму: в «Лозе» и неопубликованных стихотворениях тех лет встречаются сонеты, акростихи, экзерсисы со сложной рифмовкой и т. д. Справедливости ради надо сказать, что все это искусно исполнено поэтом. Но теперь в стихах Парнок заметно резкое убывание символистских абстрактных и культурных «подпорок», а те, что есть, вплавлены в текст настолько, что неотъединимы от его «реального» смысла. Так, Беллерофонт, пронзивший древнее хтоническое чудовище стрелой, упоминается только для того, чтобы сказать: чудовище живо и собирает свою страшную дань до сих пор.