Читать «Вполголоса» онлайн - страница 29

София Парнок

Есть слова, что не скажешь и на ухо, Разве только что прямо уж — в губы! Милый, дверь затворила я наглухо... Как с тобою мне страшно и любо!»

И зовет его тихо по имени:

«Обними меня! Ах, обними меня...

Слышишь сердце мое? Ты не слышишь?.. Подыши мне в лицо... Ты не дышишь?!..»

Молчалив и бледен лежит жених, А невеста к нему ластится...

Запевает вьюга в полях моих, Запевает тоска на сердце.

* * *

Выставляет месяц рожки острые, Вечереет на сердце твоем.

На каком-то позабытом острове, Очарованные, мы вдвоем.

И плывут, плывут полями синими Отцветающие облака...

Опахало с перьями павлиньими Чуть колышет смуглая рука.

К голове моей ты клонишь голову, Чтоб нам думать думою одной, И нежней вокруг воркуют голуби, Колыбеля томный твой покой.

* * *

Как воздух прян, Как месяц бледен! О, госпожа моя, Моя Судьба!

Из кельи прямо На шабаш ведьм Влечешь упрямая Меня, Судьба.

Хвостатый скачет Под гул разгула И мерзким именем Зовет меня.

Чей голос плачет?

Чья тень мелькнула? Останови меня, Спаси меня.

Каин

«Приобрела я человека от Господа», — И первой улыбкой матери На первого в мире первенца Улыбнулась Ева.

«Отчего же поникло лицо твое?»

— Как жертва пылает братнина! — И жарче той жертвы — соперницы Запылала ревность.

Вот он, первый любовник, и проклят он, Но разве не Каину сказано:

«Тому, кто убьет тебя, всемеро Отомстится за это?»

Усладительней лирного рокота Эта речь. Ее сердце празднует. Каин, праотец нашего племени Безумцев — поэтов.

Агарь

Сидит Агарь опальная, И плачутся струи Источника печального Беэр-лахай-рои.

Там — земли Авраамовы, А сей простор — ничей: Вокруг до Сура самого Пустыня перед ней.

Тоска, тоска звериная!

Впервые жжет слеза Египетские, длинные, Пустынные глаза.

Блестит струя холодная, Как лезвие ножа, — О, страшная, бесплодная, О, злая госпожа!..

«Агарь!» — И кровь отхлынула От смуглого лица.

Глядит — и брови сдвинула На Божьего гонца.

* * *

Я видел вечер твой. Он был прекрасен.

Тютчев

Как пламень в голубом стекле лампады, В обворожительном плену прохлады, Преображенной жизнию дыша, Задумчиво горит твоя душа.

Но знаю, оттого твой взгляд так светел, Что был твой путь страстной — огонь и пепел. Тем строже ночь, чем ярче был закат, И не о том ли сердцу говорят

Замедленность твоей усталой речи,

И эти опадающие плечи,

И эта — Боже, как она легка! — Почти что невесомая рука.

* * *

Вот дом ее. Смущается влюбленный, Завидя этот величавый гроб. — Здесь к ледяному мрамору колонны Она безумный прижимает лоб.

И прочь идет, заламывая руки, Струится плащ со скорбного плеча. Идет она, тоскливо волоча, За шагом шаг, ярмо любовной муки...

Остановись. Прислушайся. Молчи! Трагической уподобляясь Музе, — Ты слышишь? — испускает вопль в ночи Безумная Элеонора Дузе.

* * *

Слезы лила — да не выплакать, Криком кричала — не выкричать. Бродить по пустыне комнат, Каждой кровинкой помнить. «Господи, Господи, Господи, Господи, сколько нас роспято!» — Так они плачут в сумерки, Те, у кого умерли Сыновья.

* * *

Все отмычки обломали воры, А замок поскрипывал едва, Но такого, видно, нет запора, Что не разомкнет разрыв-трава.