Читать «Книгоедство» онлайн - страница 147

Александр Етоев

А вот свидетельство писателя Николая Чуковского:

...Он (Петроград. – А. Е.) был на редкость пустынен, жителей в нем было вдвое меньше, чем перед революцией. Автобусов и троллейбусов еще не существовало, автомобилей было штук шесть на весь город, извозчиков почти не осталось, так как лошадей съели в девятнадцатом году, и только редкие трамваи, дожидаться которых приходилось минут по сорок, гремели на заворотах рельс. Пустынность обнажала несравненную красоту города, превращала его как бы в величавое явление природы, и он, легкий, омываемый зорями, словно плыл куда-то между водой и небом.

Осип Мандельштам, Николай Анциферов, Вячеслав Иванов, Константин Вагинов, Бенедикт Лившиц, книга стихов которого так и называлась – «Кротонский полдень», по имени города из знаменитого романа Петрония, где дорвавшиеся до власти рабы празднуют праздник плоти... Писатели, поэты, художники – каждый творческий человек той эпохи по-своему отразил эту тему. Даже шутили в те годы на античный манер. Так, например:

Юношей Публий вступил в ряды ВКП золотые,

Выбыл из партии он дряхлым – увы! – стариком.

И, естественно, не мог пройти мимо этой темы замечательный русский писатель Михаил Алексеевич Кузмин. Вот отрывок из его стихотворения 1925 года:

На улице моторный фонарь

Днем. Свет без лучей

Казался нездешним рассветом.

Будто и теперь, как встарь,

Заблудился Орфей

Между зимой и летом.

Надеждинская стала лужайкой

С загробными анемонами в руке...

Вслушайтесь – здесь и мандельштамовский «злой мотор», и трава на центральных улицах (Надеждинская – нынешняя улица Маяковского), и античный мир, вымораживаемый наступающим холодом.

Михаил Кузмин – личность загадочная. Великий мистификатор – когда читаешь его пунктирную биографию, складывается ощущение, что когда ему некому было рассказывать про себя небылицы, он рассказывал их самому себе. Даже собственный год рождения он указывал всякий раз иначе: 1872, 1875, 1877.

Родился он, вроде бы, в Ярославле, детство провел в Саратове, затем – Петербург, дальше – Египет, Италия, поволжские старообрядческие скиты, опять Петербург, «башня» Вячеслава Иванова, шумный успех, салоны, потом – забвенье и тихая смерть в коридоре Мариинской больницы в 1936 году. Но все это понарошку. На самом деле, как пишет о Кузмине Э. Ф. Голлербах, «он родился в Египте, между Средиземным морем и озером Мереотис, на родине Эвклида, Оригена и Филона, в солнечной Александрии, во времена Птоломеев. Он родился сыном эллина и египтянки, и только в XVIII веке влилась в его жилы французская кровь, а в 1875 – русская. Все это забылось в цепи перевоплощений, но осталась вещая память подсознательной жизни».

О своих предках он пишет в известном стихотворении, открывающем его первую книгу «Сети»:

Моряки старинных фамилий,

влюбленные в далекие горизонты...

франты тридцатых годов...

важные со звездами генералы...

...актеры без большого таланта...