Читать «Журнал Наш Современник №4 (2001)» онлайн - страница 66

И месяца полтора не разговаривал.

Приходил на следствие, следователь фиксировал, что поставлены такие-то вопросы, а ответа никакого. Давал мне расписываться, и с этим мы расставались.

Иногда беседовали на отвлеченные темы. Я говорил:

— Владимир Сергеевич, можно вам вопрос? Вот я священник, это у меня призвание, вы — чекист, призвание ли это ваше?

Он не сразу ответил, через какое-то время я снова поставил этот вопрос, он от него уклонился. Ну, думаю, не буду копаться в его совести, усложнять наши отношения. В третий раз я не ставил вопроса, он заговорил сам.

— А вот как это произошло. Позвала партия и сказала: вы будете чекистом.

— А что такое чекист, вы можете мне сказать?

Он мне не стал говорить, что это блюститель порядка или борец с врагами советской власти, а просто сказал:

— Чекист — это тот человек, у которого руки должны быть чистые, ум холодный, сердце горячее.

Я не помню, как мы от этого разговора перешли к другому. Он продолжал меня вызывать.

* * *

Разрядка в следствии произошла неожиданно. Следователь сказал, что со мной хочет встретиться начальник ГБ по Москве. “Так что готовься”.

Ну что ж, подумал я, послушаю, что мне скажут.

Внешне мы с Владимиром Сергеевичем становились все более и более врагами: он обвинял меня в преступлении, я говорил, что он не имеет на это права. Потом я написал “покаянное письмо”. Случилось это так.

Вызвали моего сокамерника, который сидел за валюту, и сказали, что его могут расстрелять, если он не раскается и не выдаст то, что уворовал у народа.

А вот теперь Березовский и Гусинский открыто имеют в своих руках то, что наворовали у народа, а им дают спокойно скрыться за границу.

Сокамерник был очень взволнован и в тот же день стал писать покаянное письмо. Его вскоре вызвали, приняли письмо и сказали: хорошо, что написал.

— Вам тоже советую последовать моему примеру, — сказал он мне.

Я сначала не согласился, а потом, как завороженный, сел писать покаянное письмо.

Вот по поводу этого и хотел со мной встретиться начальник моего следователя.

Меня ввели, я робко прохожу,… и вдруг встает человек средних лет, худенький, приветливо улыбается, протягивает мне руку. Здоровается, поздравляет меня с праздником. Что это такое, думаю, неужели и в тюрьме бывает просвет?

Начальник, назовем его Т., говорит:

— Вы стали на верный пусть, с него вам сходить нельзя, зачем вам томиться в этих тесных стенах?

За ним поздоровался со мной за руку и мой следоаатель, а до этого у нас было что-то непонятное и тяжелое. Я думал, чем все это может кончиться?

Камень спадает с груди, становится легче дышать.

— Вы должны написать, что становитесь на путь исправления.

Диктуют мне, и я пишу.

— Долго мы вас держать не будем, идите, отдыхайте.

— А с каким праздником вы меня поздравляли? — спрашиваю я, осмелев, думая, что с днем моего Ангела.

— Ну, и с днем Ангела, и с Днем Советской Армии, вы теперь советский человек, зачем вам бороться со своим правительством? Служите в Церкви — это ваша обязанность.

В камеру пришел я окрыленный.