Читать «Журнал Наш Современник №4 (2001)» онлайн - страница 64

— Спрашивает, кого ждете? Как будто не знает, что я жду мужа, что без мужа мне страшно возвращаться домой.

Да и я сам не совсем дружелюбно был расположен.

— Вы должны предъявить обвинение, прежде чем арестовывать!

— Все предъявим, — говорил следователь. — Успеется...

Долго шел разговор. В перерыве я достал молитвослов и стал молиться. Или, кажется, молился по памяти. Следователь стал звать меня, я не отвечал. Он стал кричать:

— Дмитрий Сергеевич, что с вами? — мне тогда казалось, бесстрастным голосом, а сейчас, понимаю, что испуганно: — Дмитрий Сергеевич, что с вами?

И когда я ему сказал, что я читал молитву в путь шествующих, он облегченно вздохнул:

— А я думал, что вам стало плохо.

Он волновался, он не списывал меня со своей совести, и я сейчас не могу его так просто вычеркнуть.

Вот отправлюсь в мир иной, кто прежде всех выбежит ко мне навстречу? Мой следователь! Подхватит под руку и скажет:

— Вам трудно идти, дайте я вам помогу.

Когда меня выпускали по подписке о невыезде и отдавали кое-какие вещи, он говорил:

— Дмитрий Сергеевич, это вам трудно, дайте я понесу.

Он думал, что физически здоровее меня, а вот я, тогда уже старик, оказался здоровее его. Так кто же большую понес тяжесть?

Мученья сокрушают организм, значит, у меня, вечного заключенного или подследственного, меньше было мучений, чем у него. Его организм сокрушился, он умер, а я живу. Стать следователем над ним, копаться в его грехах я не могу. Следователь стал моей совестью. Дай Бог, чтобы его совесть успокоилась.

Тогда, до ареста, меня увлекала борьба с безбожием, борьба с советской властью, перед собой мы видели только врагов, а теперь, когда страна повержена, мы все растерялись и не знаем, что делать.

Что с нами будет? Ограблены, повержены, осмеяны, и собираются нас совсем стереть с лица земли.

* * *

— Владимир Сергеевич, вы вроде сказали, что вы крещены? Сложите руки для благословения, — попросил я следователя.

Сложил, я его благословил. Это уже когда он мне возвращал мои рукописи, а руки его ходуном ходили. Я думал, он почему-то волновался, а это, вероятно, показывались признаки его тяжелой болезни.

Из рабочей среды, по приказу Коммунистической партии пошел он работать чекистом.

— Надо защищать страну, — говорил он. — Что вы думаете, мы роскошествуем? Я помню, как промерзла наша комната, в которой мы жили. Если все время искать удобств, кто их будет созидать?

Владимир Сергеевич, помолись там о всех нас, оставленных на произвол судьбы.

Не знаем мы, кто наш друг, а кто враг...… Да есть ли у нас враги? В самом деле, враг себе — это только я сам. Кругом меня друзья, а я враг себе. Потому что хочется себя оправдать, выставить в лучшем свете. А в словах: “Признавайся!” — может быть, больше правды, чем в моем: “Не признаюсь...…” Чекистов — думал я — надо обхитрить. А я вот, оказывается, обхитрил себя, глядя на то, что у нас сейчас происходит без чекистов.