Читать «Дневник читателя» онлайн - страница 84

Поскольку неясно, каким образом и почему внешние обстоятельства отражаются на течении языка, то не исключено, что у этого процесса имеется какой-то невидимый глазу двигатель внутреннего сгорания, который творит движение исходя из своей собственной механики, мощности и ресурсов. Так же не исключено, что этому движению есть предел, как и всякому движению в частности есть предел, как есть предел развитию технической мысли в области телефона, и когда русский язык достигнет максимума возможного по разделам красочности, густоты, грамматической стройности и насыщенности словаря, тогда, как по Марксу, закончится его предыстория и начнется история, которая, правда, вряд ли будет ознаменована блестящими литературными произведениями, поскольку шедевры по департаменту изящной словесности обыкновенно рождаются в мало-мальски взбаламученные эпохи. Видимо, недаром Западная Европа, вплотную приблизившаяся к идеалу общественного устройства, так оскудела на художественные таланты; вот, скажем, Голландия: когда она переживала внутренние потрясения и отчий прах призывно стучал в сердца – были у голландцев философия и литература, а как бытие утряслось в стадии развитого социализма – так только тем Голландия и знаменита, что убийства там случаются раз в году. Вообще похоже на то, что в стратегическом отношении современные языки как бы завершают круг своего развития, склоняясь к формам чуть ли не доисторически примитивным, так как течение языка нынче устремлено ко всяческому упрощению, к максимуму смысловой вместимости при минимуме затрат на конструкции и слова. Во всяком случае, очень видно, как постепенно беднеет русский литературный язык: у кого теперь встретишь изящно-причудливый оборот вроде «административного восторга», сложноподчиненный период хотя бы на треть странички, точку с запятой – чисто российский знак, какое-нибудь искрометное словцо на манер «облезьяны»... – все просто, общо и сообщительно, как в газете. И это еще слава богу, что русский язык развивается покуда по восходящей, поскольку по восходящей развивается наше общество, то есть от «очень плохо» к просто «плохо», если, конечно, не наоборот. Причем течение языка в русле литературы происходит не так стремительно, хотя уже не встретишь словечка «вчуже», бывшего в ходу еще накануне Великой Отечественной войны, но в разговорном русле язык меняется на глазах, наши отцы говорили «кристально честный» и «развенчать», наши деды – «барышня», «портерная» и «рамолик», наши прадеды – «фрыштик» и «ваша милость», и ни первые, ни вторые, ни третьи не поняли бы нынешних «наехать» и «рэкетир»; до того доходит, что за отпущенный ему срок человек переживает с десяток слов, как старших переживают, например, сейчас мы присутствуем при агонии прилагательных «чопорный» и «щепетильный».