Читать «Дневник читателя» онлайн - страница 63

Но характерное обстоятельство: стоило Гоголю взяться за второй том «Мертвых душ», вооружившись благой тенденцией, на которую его науськали разного рода указчики, – склонность нравиться, страх перед III-м Отделением и нервный патриотизм, – дескать, нельзя же изображать одних проходимцев и дураков, не может же, в самом деле, такого быть, чтобы во всем огромадном российском государстве не нашлось полтора десятка добродетельных губернских секретарей, с которых юношеству следует брать пример, – и сразу получилось настолько квелое, натянутое, прямо не талантливое сочинение, что до конца его можно прочитать только на пари, что будто его даже не Гоголь написал, а какой-нибудь русский Виктор Гюго. А все почему? Все потому, что «Цель поэзии – поэзия, – как писал Пушкин. – Рылеев вон целит, а все мимо», потому что, кроме тенденции Бога, всякая подтенденция – от врага.

Следовательно, социалистический реализм как принцип во что бы то ни стало оптимистического искусства придумали не РАПП’овцы и не Максим Горький, а произошел он на свет божий от мезальянса демократической литературы и III-го Отделения, сиречь от блаженного русского писателя, который всегда был склонен одновременно ругаться и воспевать, причем с оглядкой на квартального надзирателя, и собирательного кремлевского богдыхана, который своих ветреных менестрелей по-отечески миловал и казнил, причем родилось это дегенеративное чадо задолго до Великого Октября. Как искусство, мало интересующееся духовной сущностью человека, утверждающее, вопреки личностному и историческому опыту, господство добра над злом и чающее лучшего общественного устройства, – социалистический реализм восходит едва ли не к «Поучению Владимира Мономаха». И при Алексее Михайловиче Тишайшем российскому Третьему Риму по монастырям сочиняли оды, и при Петре Великом доброхоты воспевали имперское строительство, к которому были привлечены сотни тысяч белых рабов, и ни одно поползновение в царской спальне не обходилось без панегирика дому Романовых-Голштейн-Готторпских, и что такое «Война и мир» как не эпопея, выдержанная в духе социалистического реализма, хотя бы потому, что в лице Пьера Безухова выведен положительный тип нового человека, действует расслабленный социалист Платон Каратаев, автор напрочь отрицает роль личности в истории, наводит критику на русскую монархию, всячески выпячивает народное начало, и дело в конце концов клонится к мятежу... Следовательно, художественное освоение действительности, исходящее из того ненавязчивого пожелания, что, дескать, не надо бы писать о плохом, вообще надо писать о том, что должно быть, а совсем не о том, что есть, – это, как говорится, старая песня, разве сам термин нов, и то не по-хорошему нов, а на обескураживающий манер: ведь название «социалистический реализм», в сущности, глупое, даже невозможное, как коммерческий классицизм или парламентское барокко, и выдумать эту нелепость, конечно, могли только такие злостные выдумщики, как наши большевики. Если условиться, что так называемый социалистический реализм есть направление в искусстве, откровенно или же прикровенно обслуживающее державное строительство, в лоб или же вскользь славящее тот политический идеал, на который оно ориентировано, то выйдет эстетическое учение под названием «государственный романтизм». От любого другого направления в искусстве таковой разительно отличается тем, что трактует жанры прекрасного как вспомогательные войска и с головой погружен в созидание сладкой грезы.