Читать «Рука птицелова» онлайн - страница 4
Алексей Никитин
их невозможно разделить, и значит,
они амбивалентны, подменяя
друг друга") грозные симптомы.
Пусть я кругом неправ, но красота,
как смысл дана нам Богом,
дана как цель, дана как идеал.
И творчество - единая возможность
для человека ближе стать к Творцу.
(декабрь)
Мне раз приснилось (это было
не так давно, чтобы забыть),
как в длинном узком коридоре
хранятся книги (почему
не в комнате, или не в зале,
не спрашивайте). Стеллажи
тянулись в синем свете ламп,
холодной стройностью пугая
вошедшего, но я на них
не мог найти
ни номеров, ни алфавита,
ни прочих признаков системы.
Системы не было, а книги
хранились там без переплетов.
Тетрадки сшитые стояли вперемежку,
шокируя разнообразием форматов
и гарнитур. И вот, зачем-то начал я
их складывать. Тетрадь к тетради.
Работы было много, но она
мне не казалась сложной.
Ведь невозможно спутать Данта
ни с кем, а Фауст, хоть и был
рассеян, как евреи Титом,
но словно сам ложился лист к листу.
Я собирал за полкой полку.
Уже сложился Гессе, Бунин
и Фолкнер подошли к концу,
Шекспира пьесы стопками лежали,
(Одну считал я спорной и не мог
припомнить автора - Шекспир или Марло)
Сервантес Сааведра занял место
на полке вслед за Антуаном
де Сент Экзюпери, когда я понял,
почти что перед самым пробужденьем,
что ритмы авторов, их стиль, язык,
(Последнее-то, впрочем, очевидно)
диктуются им временем. В буквальном,
а не в каком-то переносном смысле.
Не колебаньем "жизненного стиля",
как это говорится у Ортеги,
а временем
физической величиной.
Быть может только Пушкин и Шекспир
(Или Марло, не знаю, не держал
свечи над письменным столом,
когда над "Бурею" работал
один из них) не стали
рабами времени. Они сумели
услышать вечность.
(январь)
V
Февраль сугробами осел,
растекся в подворотнях лужами,
от оттепели окосев,
как от пол-литры после ужина.
Спешат друг друга изумить
старухи, собравшись на шабаш,
и затевают воробьи
скандал дворового масштаба.
Собаки получили шанс
отрыть припрятанное с осени.
Зимы скрипучий дилижанс
насилу шевелит колесами.
Но кучер знает, что почем;
когда пригреемся на солнышке,
он свиснет и взмахнет бичом.
И снегом нас засыпет по уши.
* * *
Как после бала, побледневшая,
усталая, уже чуть сонная,
походкой ровной, но небрежною
уходит ночь. И невесомые
за нею тянутся шелка ее теней,
и облака плывут с востока.
Рассвет охотится за ней
от сотворения времен.
Увы, красавица жестока,
презрительна и холодна...
К несчастью, не она одна.
* * *
Надежно схоронясь в кустарнике,
лишая воробьев покоя,
дразнила их все утро пеночка
и добавляла "дедегои".
Потом ее спугнула, видимо,
каким-то резким и надсадным,
почти вороньим криком старшая
из воспитательниц детсада.
Мой кот, охотившийся в скверике
перед нашествием дошкольников,
вскочил в окно, разочарованный,
чтобы уснуть на подоконнике.
Своею плутовскою мордою
он чуть раздвинул занавески,
и солнца луч, дождавшись случая,
прокрался с любопытством детским.
Он тронул смятый край подушки,
и, ощутив его движение,
ты чуть заметно улыбнулась.
Всего за миг до пробуждения.
* * *
Фригия. Камень на камне.
Над белой маслиной солнце повисло.
Пахнет шиповником, только отцветшим,
мочою ослиной. Кажется, ветер недавно затих.