Читать «Рука птицелова» онлайн - страница 3

И вновь по той же схеме.

Передо мною в очереди был

неровно стриженный затылок

с раскинутыми в стороны ушами.

То собирался в складки он,

то шел волнами,

короче говоря, воспринимал

происходящее всей кожей

и очень нервничал.

(Не знаю, как я смотрелся со спины,

надеюсь, что не так забавно.)

Но настоящий шторм поднялся,

когда он подошел к столу.

Вопрос "Фамилия?", помимо

ответа, тихого настолько,

что я не смог его расслышать,

привел в волнение затылок.

(А я подумал: "Баллов шесть")

- Не слышу, громче!

(Восемь баллов)

- Студент?

- Студент. (Мои приборы

зашкалило)

- Какого курса?

- Второй. (Пошел ко дну "Титаник",

затоплен флагман "Петр Великий",

в горах Кавказа сел на мель

авианосец "Эйзенхауэр")

- Все верно, - царственный плешивец

отметил что-то, - до весны свободен.

Учись, студент. - Он олицетворял

собою благородство государства,

готового терпеть полгода, прежде,

чем выставить студента под ружье.

- Фамилия?

Я сделал шаг вперед.

- Байка...

- Не слышу, громче!

- Байкалов, говорю!

Он отыскал меня в своих записках.

- Опять студент?

- Студент.

- И курс второй? Ну, развелось вас. Стоит

поблажку дать, и все, как тараканы,

полезли в щель. По мне бы,

от материнской титьки - сразу в строй.

Чтоб знали жизнь. - Пока он излагал

основы своего жизнеустройства,

моя повестка перекочевала

из общей папки в тоненькую стопку

отложенных. - Весной придешь. Учись.

Фамилия?

Я тихо вышел,

сперва из комнаты, потом спустился

по лестнице военкомата

и быстро перелез через забор...

Гиппиус любила повторять:

Если надо объяснять,

то не надо объяснять.

Мои сомнения смешны. Случилось все

так, как должно было случиться,

иначе быть, наверно, не могло.

Так что ж меня не оставляет чувство,

что вот я оглянусь, а сзади 

предвечный холод, мрак и пустота?

(октябрь - ноябрь)

III

Огонь холодной осени угас.

Деревья

хрупкими ветвями

чернеют, как на пепелище,

под небом декабря.

Ни снега, ни зимы,

лишь дождик мутный

кропит зловонный край и неприютный.

Потом замерзнет все: и небо, и земля.

Застынет время, будет только холод...

Не все так безысходно. Впереди

и Рождество, и Святки до Крещенья...

И вот поэт, вдруг замерший в смятенье,

сказал или подумал: в самом деле,

год миновал, и снова снег идет.

Зима не время года. Мы живем,

приемля скользкий лед и снег с дождем,

идем по льду, не оставляя следа,

и радуемся праздникам. Умрем,

растает лед, вернется день вчерашний,

с ним прежнее тепло, уют домашний,

забытых детских сказок торжество.

Зима не забывает ничего...

И никого не отпускает...

Растут сугробы, время тает.

Замерзли, наконец, слова,

и воздух обратился в снег.

Зима. Одна зима на свете,

или одна зима на всех.

(декабрь)

IV

Как мысли черные ко мне придут,

откупорю шампанского бутылку

и томик Пушкина раскрою наугад...

Хоть мысли черные, как видно,

не мне приходят одному,

но Пушкин не для всех лекарство.

Недуг (так склонен я определять

то состоянье человека,

в котором Богом данный Дар

он обращает не к вершинам

прекрасного, но прочь от них)

стараются представить нормой, объявляют

развитие его (недуга)

едва не смыслом творчества. Скрывая

в словесных играх ("Смысла нет ни в чем",

"Дурное и прекрасное едины,