Читать «Зелёная земля» онлайн - страница 166

Вы всё пишете мелом на досках свои странные числа,

но и я не дремлю: тоже, стало быть, соображаю:

что-то Вы замышляете, с числами дело нечисто -

я слагаю их, вычитаю, делю и перемножаю.

Под присмотром летящего над головой корвета

оперирую мерами то ли ёмкости, то ли веса…

К сожалению, Вы никогда не указываете ответа -

так что, кто из нас выиграл, мне неизвестно.

Между тем прихожане, равнодушные к Вашему мелу,

только бегло взглянув на безупречные начертанья,

что-то тихо поют – «Himlens Morgenr0de», к примеру -

непонятно когда записывая и считая!

Но во мне Вы, пожалуй, можете не сомневаться:

я-то знаю, зачем человеку даётся цифра!

И меня не сбивает с толку Ваше коварство:

я почти уже знаю, где ключик от этого шифра.

Кстати (Вы замечали?) весна здесь похожа на осень:

так же ветер гудит – всё на той же отважной ноте…

Извините, но вскорости я Вас пойму, Herr Olsen,

даже если меня Вы к этому времени не поймёте.

Вы вчера вдруг сказали в присутствии прочей паствы,

что я, вроде бы, сделан из другого какого-то теста,

что Ваш долг – мне помочь… А вот это напрасно,

ибо долг Ваш – доиграть свою партию честно.

Записка девятнадцатая,

моему покойному учителю

На ответ не надеюсь – и правильно, что не надеюсь.

Не к пространству пишу, а ко времени… да и не ко времени тоже!

А к тому, что давно себя чувствую как индеец -

и готов откликаться на какое-нибудь «привет, краснокожий!»

Уникальность индивида, доведённая до абсурда,

завершается, как правило, гибелью индивида.

Вот прекрасный пример: безобиднейшая простуда -

и тебя уже нет, ни как рода и ни как вида.

Растворяется и всё то, чему тебя обучали, -

только очень немногое выпадает в осадок

в виде памяти, беспокоящей твоих близких ночами:

пара-тройка деталей – умилительных, но досадных.

Мы наследуем несколько вредных привычек,

речевых оборотов да перстень – правда, перстень что надо:

он готов нам служить самой лучшей из тайных отмычек,

но – бездействует, по причине отсутствия клада.

Все же прочие ценности обычно получают другие,

своевременно пришедшие на опустевшее место:

старые и новые боги, а также богини -

впрочем, нам это всё уже очень неинтересно.

Приговор их в наш адрес таков: «Прямо как младенец!»

А хотелось бы: «…как индеец!» – но тоже славно.

Постепенно толпа скорбящих заметно редеет,

и заметно холодеет одинокая настольная лампа.

…год назад принесённый цветок, разумеется, уже высох,

но кустарник у изголовья так и стоит – зелёный,

о ту пору, когда ученик Ваш, под свист бледнолицых,

забирается глубже и глубже на дно каньона.

Записка двадцатая,

мусорщику

Завтра вторник, но Вы прибудете слишком рано:

к половине восьмого мне ещё едва ли удастся

оторвать конструкцию, именуемую мною, от дивана -

для того чтобы просто поприветствовать Вас по-датски.

Семь мешков с мусором объясняются очень просто:

я решил разобраться со всем, что понацарапал!

Так что стопки бумаг были выстроены по росту

и одним обобщённым движением сброшены на пол.

Я оставил себе лишь тетрадь моих детских рисунков:

пять собак, пара кошек, три груши на блюде

и – шедевр, за которым однажды меня застукав,