Читать «Всё хоккей» онлайн - страница 149

— Думаю, может ты благодаря этой памяти и живешь. И выживаешь, может. Чувство вины — единственное что и держит нас на этой земле, — тихо пробурчал я, но, по-моему, Витька не услышал.

Мне еще хотелось спросить. Вернее, уточнить. Вполне возможно, что Женька все же встретилась со своим другом, вполне возможно, что именно он был за рулем, но я передумал. Витька был не тот парень, которому нужно высказывать дерзкие предположения. Такие, как Витька, любые предположения готовы с горяча принять за факт. А уже потом вытащить пистолет. Мне это было не нужно. Поэтому я встал, похлопал Витьку по плечу и очень дружелюбно сказал.

— Ну, пока, Витя, возможно, еще увидимся. И спасибо. Ты мне многое прояснил.

— Многое? — он сощурился и потер ладонь об ладонь. — А может, ты не все понял? Может, я тоже хочу найти виноватого? Может, мне тоже было бы от этого легче? И может, вовсе и не Женька была за рулем?

Он, похоже, умнее и хитрее, чем я думал. И он был мне очень симпатичен. И чтобы не подвигнуть его на подвиги, я уверенно заявил:

— Женя, Женя. Я в этом уверен. Следствие доказало.

Видимо, я ему был симпатичен не меньше.

— Ты хороший парень, очкарик. Хоть много темнишь, я это сразу скумекал. Но мне твоя темнота по вкусу. Есть шанс душонку свою успокоить и кого-нибудь таки пристрелить. Кстати, через недельку соревнования, может, приползешь? Приятно будет думать, что ты на трибуне. А я непременно выиграю.

— Я не уверен, что приползу. Но уверен, что выиграешь, Витя, — я протянул руку. Он в ответ крепко ее пожал. Тут же глубоко вдохнул запах машинной гари.

— Здорово все-таки, когда скорость. И умереть не страшно. В скорости умирать не страшно, запомни, очкарик, смерти боятся те, кто в замедленном движении, им есть время думать. Нам — нету. И Женьке не было страшно. Я в этом уверен. Но тебе не понять. Сразу видно, что спорта ты в жизни не нюхал. И я тебя оттого жалею. Так и помрешь на подушках и простынях. А я… Если бы подушки и простыни, я бы сразу же повесился, или отравился. Нет! Лучше застрелился! Пуля тоже имеет скорость, — он шутливо приложил к виску воображаемый пистолет. И покачнулся на месте…

Он не повесился, не отравился, и не застрелился. Уже позднее, случайно я узнал (из рекламной газеты, которую подбрасывал под дверь полуслепой старик по утрам), что он, тяжело раненный, лежит в реанимации. Сорвался на финише, когда пришел первым. И как обещал — победил. И его победа застыла с ним навсегда в стерильных простынях и подушках. Приговор врачей был непоколебим. Неподвижность. Неподвижность для человека, который обожал скорость и жил в скорости. Или быстрее ее. Но как оказалось, можно жить и так. Отсчитывая секунды и перелистывая дни. Можно жить и без скорости. Не гоняя по бесконечным дорогам, а лежа на простынях и подушках. И даже с подобной жизнью согласиться.

Витька согласился. Я в этом его не упрекал. Ведь жизнь в скорости или в покое, в бешеной скорости или в бешеном покое остается во времени одна и та же. И течет для всех одинаково. И отсчет у всех один. У жизни — одна скорость. Не зависимая от наших желаний и капризов. От нашего благородства или подлостей. И никто не способен ее изменить.