Читать «Современное искусство» онлайн - страница 16

— Я нынче мало что помню, разве что его картины. Не мог бы даже в точности сказать, как мы познакомились.

— А я могла бы. Могла бы, и в точности.

— Это потому, что ты мало читаешь.

Познакомились они где-то в 1942 в галерее на окраине, одном из немногих форпостов состоятельности в скудном мире искусства тех дней. Последние десять лет те же четыре сотни человек толклись в «Артистс юнион» на танцульках, митингах против урезания фондов на «Настенную живопись», на вечерах Гуггенхаймовской баронессы. Половину из этих четырех сотен составляли художники, сто пятьдесят из них участвовали в Проекте, при том что треть из них могли в любой момент уволить, а потом снова нанять. К тому времени, когда Белла познакомилась с Клеем, она раньше или позже танцевала, спорила или маршировала с ними со всеми. А в тот период ее жизни — брючки в облипку, красная вырви глаз помада, когда она (после того, как скульптор-белоэмигрант съехал от нее, даже не оставив записки) пала духом, но держала хвост пистолетом, — и переспала не с одним из них.

Вот от чего он ее спас, во всяком случае, поначалу. Внезапно все, кроме него, показались ей незначительными, точно так же, как и споры, теории, политика и даже нескончаемый треп об искусстве, надолго отрывавший ее от мастерской. Ее восторг и его картинами, и жилистыми руками, и рассказами в постели о том, как табун диких лошадей пересекал каньон, мог бы длиться вечно, не войди у него в привычку пропадать по ночам, а едва начнет светать, колошматить в ее дверь, прося впустить. В первый раз, когда, отворив, она увидела, что его мотает по лестничной площадке из стороны в сторону, она сочла, что он не иначе как занемог, поранился, а то и покалечился. Вот как плохо она знала пьяниц.

Однако пятнадцатью месяцами позже ко времени их знакомства с Эрнестом она успела много чего узнать. Уже поняла, что ни мольбы, ни плач, ни угрозы уйти не действуют. Поняла, что не действуют никакие резоны, не действует хитрость, не действует и бешенство. Перестала прятать спиртное, выкинула гомеопатические катышки и витаминные настойки, предположительно помогающие от похмелья. И той зимой к ней наконец пришло прозрение: она поняла, что его пьянство никак не связано с ней.

Он позвал ее посмотреть картину, которую только что закончил, она рассыпалась в похвалах, он слушал ее, ослепительно, торжествующе улыбаясь, но, похоже, не слышал. И тут она поняла: в мастерской ему виделись не так заволокшие ее волны сигаретного дыма, как толпы призраков, причем призраков не тех, кто ушел, а тех, кто придет, — его будущих поклонников. Незнакомая доныне улыбка предназначалась им. И она поняла: чтобы получить то, чего хочет, ей придется принудить и мир поработать на него.

Она возобновила знакомство со своим прежним кругом. Он особо не артачился, таскался за ней на вернисажи в галереях, в Уитни, в МОМА, там, правда, забивался в угол — наблюдал. А на рецензентов, артдилеров и эту, куда более редкую птицу, коллекционеров (их она опознавала по костюму, посадке головы, манере демонстрировать, что они могли бы пойти и куда получше) охотилась она. Она освоила искусство их обхаживать, цитировала французских символистов, высказывала мнения, возмутительные ровно настолько, чтобы позабавить. В былые дни, пытаясь привлечь внимание к своим картинам, она шла напрямик и напролом, жгла взглядом, требовала подойти и посмотреть. Нынче она прибегала к дипломатическим приемам, ранее так ею презираемым, научилась хитроумно и тонко льстить. Прибегала к низким ухищрениям, — когда имеешь дело с пьяницей, волей-неволей их постигаешь.