Читать «Современное искусство» онлайн

Ивлин Тойнтон

Ивлин Тойнтон

Современное искусство

Роман

Посвящается ГДТ

1

— Мисс Прокофф, — говорят они: опасаются оплошать — назвать ее не так, как она подписывает свои картины. — Мисс Прокофф, не скажете ли, что… не скажете ли, когда?..

Она отвечает: почему бы и нет, хотя такие вопросы задают ей в сотый раз. В этот апрельский день она два часа кряду уточняла даты, материалы, технику, все вплоть до марки малярной краски, которой он писал в средний свой период. Ответы они старательно заносят в синие блокноты на проволочках с гербом Колумбийского университета на обложке.

Двадцать лет назад они ходили бы в пушистых свитерках из ангорки. Теперь у них по несколько серег в каждом ухе, на них кожаные косухи в заклепках — подручные палача, да и только, и это при той же блондинистой опрятности, тех же ослепительной чистоты понятиях, которые даются лишь детством, проведенным в холе и неге. Белла, тертый калач, знает: сейчас они собираются с духом, готовятся засыпать ее вопросами совсем иного толка — личными, рискованными, чтобы потом пересказывать ответы друзьям.

— Потрясающее, должно быть, ощущение — писать в его мастерской, — говорит более предприимчивая, подавшись поближе к ней.

Белла пропускает ее слова мимо ушей: пусть думают, что она глуховата.

— А может, и устрашающее, — подсказывает другая.

Белла поворачивается к ней, любуется ее бело-розовой кожей. В Бруклине никто не мог похвастаться такой кожей: то ли из-за того, что ели лишь мучное, то ли из-за фабричной копоти. Годы, долгие годы, что только она ни делала: и накладывала маски из овсяных хлопьев, и мазалась кремом, за которым тайком бегала к старушенции, варганившей его у себя на кухне, сколько хлопот, стараний в надежде на преображение, и все — без толку. Одним хороша старость: быть уродиной наконец-то в порядке вещей.

Первая девчушка предпринимает еще одну попытку:

— Вы не чувствовали порой, что он вас пугает? Я хочу сказать… подавляет?

— Нет.

Девчушка смотрит на нее во все глаза, а она украдкой шевелит лежащей на коленях рукой: вдруг боль ослабеет.

— Ведь вы оба художники, наверное, это не просто? Как вы думаете, ему не казалось, что вы с ним соперничаете?

— Нет.

Девчушка горестно смеется.

— Знать бы, какие вопросы вам задавать, мисс Прокофф, чтобы вы поговорили с нами.

— Если бы он меня пугал, я бы за него не вышла. Если бы я с ним соперничала, он бы на мне не женился. Мы бы расстались.

— Однако в те годы мир искусства, по общему мнению, был таким патриархальным: никто не принимал художниц всерьез.

— Он принимал меня всерьез, — говорит она.

Разумеется, неправда: ему нужна была нянька, помощница, как они и считают, но она поддерживала эту ложь слишком долго, чтобы вот так вот взять и открыть душу этим пигалицам. Не может она им объяснить, что ее жизнь отравили не патриархальные взгляды, не женская робость, а производители «Будвайзера». Хотя рассказы о его пьянстве — часть легенды, и им нет конца, до сих пор никто не отважился спросить ее, каково это — жить с пьяницей?

— Что вы знаете о Федеральном проекте поддержки искусства? — спрашивает она, рассказ о Проекте наверняка потрафит их желанию везде и всюду видеть несправедливость, а тут столько чисток, расследований, авангардистов вынуждали переходить на фигуративную живопись, женщин направляли грунтовать стены, чтобы мужчинам было на чем писать фрески. Они снова опускают глаза, супят брови и еще полчаса записывают слово в слово все, что она говорит. Под конец она рассказывает, как впервые увидела его картины, затем объявляет, что им пора уходить.