Читать «Хранительница книг из Аушвица» онлайн - страница 89

И пока Дита спешит, почти летит на своих длинных ногах газели, она с той же скоростью пытается разработать план разоблачения Томашека, но в голову ничего не приходит. Единственное, чего она хочет, — сказать правду, хотя, судя по всему, правда не слишком-то вписывается в стиль Аушвица.

Она доходит до отцовского барака и видит, что перед ним, устроив на земле ковер из одеял, собралась целая толпа людей вокруг пана Томашека. И ее родители, естественно, тоже там. Какая-то женщина что-то рассказывает, и пан Томашек, центр кружка, полузакрыв глаза и улыбаясь своей самой доброй улыбкой, кивает ей, поощряя продолжать рассказ.

Дита, как танк, врывается в этот круг, наступая на расстеленные одеяла и пачкая их жидкой грязью.

— Но... что такое, девочка!..

Щеки Диты горят румянцем, голос дрожит. Но не дрогнула рука, которую она поднимает и нацеливает на самый центр кружка.

— Пан Томашек — предатель. Он — сексот СС.

Тут же поднимается шум, встревоженные люди встают. Пан Томашек пытается сохранить на лице улыбку, но ему не совсем это удается. Улыбка съезжает набок.

Одной из первых поднимается Лизль.

— Эдита! Что происходит?

— Сейчас я вам скажу! — кричит одна из женщин. — Ваша дочь дурно воспитана! Как ей только в голову могло прийти влезть в чужой разговор, чтобы оскорбить такого уважаемого человека, как пан Томашек?

— Пани Адлерова, — говорит какой-то мужчина, — вам бы следовало отвесить дочери пощечину. И если этого не сделаете вы, то сделаю я.

— Мама, то, что я сказала, — правда, — говорит Дита, дрожа от напряжения, но уже не так уверенно. — Я слышала, как он разговаривал на складе с Пастором. Он — доносчик!

— Этого не может быть! — снова подает голос та же женщина, вся вне себя от возмущения.

— Или вы сейчас же влепите девчонке затрещину, чтобы она заткнулась, или это сделаю я. — Мужчина собирается встать на ноги.

— Если нужно кого-то наказать, накажите меня, — мягко произносит Лизль. — Я ее мать, и если моя дочь поступает неправильно, то именно мне вам следует дать пощечину.

Тогда на ноги поднимается Ханс Адлер.

— Никого здесь бить не нужно, — решительно заявляет он. — Эдита говорит правду. Я знаю.

Поднимается хор изумленных возгласов.

— Конечно, я говорю правду! — тонким голосом восклицает Дита, на этот раз смелее и тверже. — Я слышала, как Пастор просил его собрать информацию о Сопротивлении. Поэтому он и ходит целыми днями из конца в конец, поэтому задает столько вопросов и охотно слушает, когда люди рассказывают о своих делах.

— Вы будете это отрицать, пан Томашек? — Ханс нацеливает взгляд в лицо пана Томашека.

Почти все уже встали, и головы людей повернуты к Томашеку, который все так же сидит и молчит, как статуя. Потом он медленно поднимается на ноги, сохраняя на лице все ту же полуулыбку. Это его обычное выражение лица, но теперь — несколько вымученное, как будто это выражение — единственное, что он может изобразить, и в случае, подобном сегодняшнему, он не способен ни на что иное, кроме как изо всех сил его сохранять.