Читать «Хранительница книг из Аушвица» онлайн - страница 220

Потом она мысленно оценивает пространство открытки и прикидывает, что туда войдет никак не больше трех десятков слов. И если после написания открытки их ждет газовая камера, то эти тридцать слов станут последними оставленными ими словами. То есть это ее единственный шанс хоть где-то оставить свидетельство о своем столь кратковременном пребывании в мире живых в самый что ни на есть худший момент в истории и в наименее приемлемом для жизни месте. И она даже не может написать о том, что на самом деле чувствует, потому если открытка получится мрачной, то ее никуда не отошлют, а мать накажут. Неужели они действительно будут читать почти четыре тысячи карточек? Кто их знает, говорит она себе.

Нацисты до омерзения методичны.

Дита продолжает обдумывать эти тридцать слов. Она слышала, как сегодня одна преподавательница говорила, что сама она упомянет о том, что читает роман Кнута Гамсуна, полагая, что таким образом ее родственники смогут догадаться, что она хочет им сказать, потому что один из самых известных его романов — «Голод». Дита думает, что это чересчур сложно. Другие пытались выдумать всевозможные уловки, чтобы рассказать о ежедневно и ежечасно окружающем их геноциде: некоторые — остроумные, другие — настолько метафорические, что никто точно ничего не поймет. Были и те, кто хотел попросить прислать как можно больше еды, и те, кто хотел получить новости из большого мира, а многие просто хотели сообщить, что они до сих пор живы. После обеда преподаватели затеяли что-то вроде конкурса: кто лучше замаскирует в своем тексте подрывные сообщения, которые так хочется послать своим близким.

Дита говорит маме, что они должны сказать правду.

— Правду...

Мама шепотом повторяет слово «правда» раздраженно, как будто было произнесено ругательство. Сказать правду означает поведать миру об ужасных грехах и запечатлеть на бумаге извращения. Как только можно решиться рассказать хотя бы о малой части чего-то столь отвратительного?

Лизль Адлерова ощущает какой-то стыд за собственную судьбу, как будто тот, кому достается такая доля, непременно хоть в чем-нибудь да должен быть виноват. Она сожалеет о том, что ее дочь слишком импульсивна, настоящая сорвиголова, что она не может ни соизмерять события и последствия своих действий, ни вести себя скромнее. В конце концов она забирает у дочери открытку и решает, что сама напишет пару строк, в которых сообщит, что обе они чувствуют себя, хвала Господу, хорошо. Что ее дорогой Ханс, упокой, Господи, его душу, не смог справиться с тяжелым заразным заболеванием. Что они очень хотят снова всех увидеть. Дита бросает на мать вызывающий взгляд, но та говорит, что при таком тексте они могут быть уверены в том, что открытка непременно дойдет и они не потеряют контакта с родственниками.

— Так они хоть что-то о нас узнают.