Читать «Марина Цветаева. Твоя неласковая ласточка» онлайн - страница 412
Илья Зиновьевич Фаликов
От статьи «Искусство при свете совести» остались лишь фрагменты.
Летом МЦ затеяла работу, побудительной причиной к которой явилось ее присутствие при уничтожении семейного архива Елены Извольской перед отъездом в Японию. МЦ тогда достались кипы чистой бумаги и едва начатая рабочая тетрадь Извольской. Это — тетрадь-ежедневник «Walker’s «Year by Year» Book» — формат 19,5 на 14 см, в коричневом кожаном тисненом переплете с золотым обрезом. МЦ решила переписать набело обильную выборку из собственных рукописей — начиная с записей 1921 года, посвященных Волконскому, впечатлений от встреч с ним и черновиков писем к нему. На обороте шмуцтитула — заголовок рукой МЦ: «Записи из черновых тетрадей». На титуле, в правом верхнем углу, надпись бывшей владелицы: «Елена Извольская. 1916 г. Париж», посредине листа рукой МЦ — пояснительная надпись в скобках:
Пометки МЦ таковы. Вот идет запись:
Как настигаемый олень
Летит перо.
Обманут день
И как хитро!
…..
4-го русск<ого> апр<еля> 1921 г.
Справа от стихотворения, поперек страницы: «Плохие стихи, не вошедшие в Ремесло. Дороги как память: о той Москве, той тоске, той — мне. Пометка 1932 г.».
И тому подобное.
ЗАПИСИ С МОЕЙ СТЕНЫ
Сколь восхитительна проповедь равенства из княжеских уст — столь омерзительна из дворницких.
Внутренняя (жизненная) заражаемость при полнейшем отсутствии подражательности — вот моя жизнь и стихи.
Бог больше Мира. Мать больше ребенка, Гёте — больше Фауста. Стало быть мать Гёте — больше Гёте? Да, потому что — может быть — в ее недрах дремал нерожденный сверх-Гёте.
Ничтожен и не-поэт — тот поэт, жизнь к<оторо>го не поэма. — Опровергните!
(Для утверждения или опровержения нужно было бы сначала определить что такое поэма а главное не-поэма. 1932 г.)
Отрешенная женщина легче сходит с пути.
(а м. б. — и с ума. 1932 г.)
(Вроде предисловия к «Земным приметам»)
— Не читайте сразу: эта книга не писалась, а жилась и жилась 2 1/2 года. Прочесть ее в вечер то же самое что мне — прожить ее в вечер.
…Не судите сразу. Эта книга предвосхищенный Страшный Суд, с той разницей, что я-то говорю Богу, а меня-то будут судить люди. После нее мне Богу мало что останется сказать, если я что и утаила, то — чужие грехи, ценные Богу только из
Единственный недостаток книги — что она не посмертная. — Для вас. —
Но успокойтесь: я не в землю зарываю, а сжигаю!
(NB! Книга никогда не вышла. 1932 г.)
Летом Эренбург однажды сказал мне: есть только три жеста: жест Евы к Адаму, жест Адама (оберегающий) к Еве, жест Евы к ребенку и Авеля, оберегающегося от Каина. Все остальные — вытекли. <…>
Э<ренбур>гу, совершенно лишенному первичных жестов, не верю ни на копейку ни в чем. Слова — слова — слова. — 1932 г.