Читать «Кармен» онлайн - страница 14

— Laguna tne bihott arena, товарищ моего сердца, — сказала она мне вдруг, — ты — мой земляк.

Язык наш, сударь, так прекрасен, что когда услышишь его на чужой стороне, сердце так и задрожит… «Я из Элисондо», — отвечал я по-баскски, тронутый звуками родного говора.

— А я из Этчалар, — сказала она. Это в четырех часах от нас. — Цыгане увели меня в Севилью. Я работала на фабрике, хотела заработать денег, чтоб было с чем воротиться в Наварру, к бедной матери, у которой одна подпора я и все именье — садик с двадцатью яблонями. Вот тебе и родина, и белые горы наши! Меня обидели, потому что я родилась не в этой стране мошенников, торгашей гнилыми апельсинами; эта нищие напустились все на меня, зачем я сказала им, что все их севильские фанфароны, с своими ножами, не испугают одного нашего молодца с синим беретом и макилой. Товарищ, друг мой! неужели ты ничего не сделаешь для землячки?

Она лгала, сударь, все лгала. Не знаю, сказала ли она в жизни хоть одно слово правды; но когда она говорила, я верил ей, не мог не верить. Я обезумел, не обращал ни на что внимания и думал, что если б испанцы затеяли дурно отзываться о моей родине, я изрезал бы им лицо так же, как изрезала она лицо работнице. Коротко сказать, я был точно пьяный, начал говорить глупости, и готов был сделать глупость.

— Если я тебя толкну и ты упадешь, земляк, — говорила она по-баскски, — то этим двум кастильским рекрутам не удержать меня…

Я забыл и приказ, и все и сказал:

— Друг мой, землячка, попробуй, и да поможет тебе наша горная Богородица! — В ту самую минуту проходили мы мимо одного из тех узких переулков, которых так много в Севилье. Вдруг Кармен обернулась и — хвать меня кулаком в грудь. Я упал навзничь… Одним прыжком перескакивает она через меня и пускается бежать; мы только и видели ноги… Говорят: ноги, как у баска, — ее ноги стоили многих других… так же проворны, как и красивы. Подымаюсь, бегу за арестанткой, товарищи за мной; но где нагнать ее? Кармен исчезла. Притом все кумушки этого квартала помогали ее бегству, смеялись над нами, водили нас из улицы в улицу, из переулка в переулок. После многих маршей и контрмаршей мы принуждены были воротиться в караульню без росписки смотрителя тюрьмы.

Мои солдаты, чтоб избежать наказания, объявили, что Кармен говорила со мной по-баскски, и правду сказать, не совсем было натурально, чтоб девичий кулак мог свалить сразу такого здоровяка, как я. Дело казалось двусмысленным или, лучше сказать, очень ясным. Как кончился караул, меня тотчас разжаловали в рядовые и отправили на месяц в тюрьму. Это было первое наказание с тех пор, как поступил я на службу. Прощайте, вахмистрские галуны, которые я считал уже своими!

Первые дни в тюрьме провел я очень печально. Поступая в солдаты, я воображал, что дослужусь по крайней мере до офицерства: Донга, Мина, земляки мои, вышли в генерал-капитаны. Чапелангарра, который убежал к вам так же, как и Мина, был полковником, и я часто играл в мяч с его братом, таким же бедняком, как и я. Теперь я говорил сам себе: все то время, которое прослужил ты без наказания, — проведшее время. У начальства ты на худом счету; в десять раз теперь труднее заслужить хорошее мнение, чем было тогда, когда ты был рекрутом. И за что же попал ты под наказание? За негодную цыганку, которая смеялась над тобой и теперь ворует где-нибудь в городе. Несмотря на то, она не выходила у меня из головы. Поверите ли, сударь, ее шелковые, дырявые чулки, которые показала она мне целиком, перескакивая через меня, беспрестанно мне мерещились. Сквозь тюремную решетку глядел я на улицу; много проходило женщин, но не видал я ни одной лучше цыганки. И затем невольно нюхал я цветок кассии, который она бросила в меня: он был сух, но все еще пахуч… Если есть на свете колдуньи, эта девка была совершенной колдуньей.