Читать «Полковник» онлайн - страница 214

Юрий Александрович Тёшкин

Учеба в университете захватила полностью, лекции, семинары, секция настольного тенниса, где рост (в отца) и реактивность (в мать) сразу дали неплохие результаты. Театры, выставки. Кроме этого, очень много читала стихов, пробовала сама писать.

Первая газетная практика была в Ульяновске. Все нравилось ей — город, Волга, люди. От переизбытка чувств, оттого, что все получалось как надо — первые репортажи, очерки, статьи, — от ощущения радости бытия ей хотелось сделать близким что-то хорошее. Из близких — мама, баба Вера, подруга Таня. Решила откладывать гонорары, чтобы близких прокатить по Волге на теплоходе. Поэтому питалась в основном хлебом и салатами. Скопила. В Москву вернувшись, купила билеты на теплоход до Астрахани и обратно. Провезла близких по Волге, с двойным теперь как бы восхищением — и за себя, и за них.

Через год на практику поехала в Кировскую область, в самую глубинку, в районную газету. Редактором газеты был Николай Сергеевич Кравцов, которого за небольшой рост и подвижность звали просто Коля. Ему было уже за тридцать, женат, сын подрастает, через год обещан перевод в областную газету. Николай Сергеевич по первым же Раиным материалам увидел, что толк может быть, стал всячески поддерживать ее, несколько материалов направил в областную газету, где они и были напечатаны. Но был, с его точки зрения, у Раи большой недостаток — страсть автора все время выпирала из того трафарета, из которого все же не должен выходить любой газетный материал. Трафарет конечно же не догма, позволяет и метафору к месту, и бойкий диалог, и даже просторечие к месту. Но у Раи страсть все больше и больше попирала даже в принципе трафареты. Особенно после того, как съездила в командировку в одну отдаленную деревеньку. Тут с ней, конечно, что-то непонятное произошло. Страсть страстью, но когда пожила она в этой деревеньке, все в ней уж как-то слишком резко переменилось. Лицо изменилось, голос, глаза. А что мог Коля Кравцов? Ничего. Его же через год берут в областную газету. Вот на этой почве у них и состоялся разговор. О том, что все равно придется писать по трафарету, как все, то, что нужно.

— Ну что ж, тогда вообще писать не буду!

Собралась и уехала.

Мало того, с тех пор и в университете не появлялась. Сколько Надежда Алексеевна ее ни ругала, сколько ни просила — ни ногой! Замкнулась. Мелькнула, правда, в это время мысль отцу написать. Сдержалась. Не написала.

Коля Кравцов писал ей в Москву, чтобы опомнилась, университет хотя бы закончила, один ведь год всего-то и остался. Ведь потом можно и не в газете работать. Писал-писал, а потом вдруг и сам, словно с якоря сорвался, задурил-загулял. Все бросил — семью, газету, областную карьеру, на Север подался. С Севера писал, что ему без нее тяжело, что любит, что ждет, ну и все прочее, что пишут в этих случаях. Стих даже сочинил. Поехала. На маленькой станции Оленья сошла и Колю Кравцова сперва и не узнала: почернел, зарос, уже третий день ждал ее, чтобы встретить. Ну и, понятно, гулял от радости, поил всех подряд, скупил в привокзальном буфете все пирожные и кормил собак бродячих. Вот такого мужа привезла маме, Надежде Алексеевне, Рая. Прямо скажем, не подарок. Но привезла, никуда не денешься, и стали как-то жить. Родилась дочь Марина. А еще через год появился и сын Игорек. Внук полковника.