Читать «Полковник» онлайн - страница 215

5. БРАТЬЯ

Вроде облачко полупрозрачное найдет, рассеется весь, сам себя тогда видит вроде бы, как стоит-глядит полковник через окно на женщину, что граблями прочесывает траву возле дерева во дворе, переступая босыми ногами по дорожке. Если мелкий влажный песок, как приятно ступать по мягкой прохладе, если гладкая глина, гладкостью льда, должно быть, откликнется в душе, новогодней елкой на катке, разноцветными фонариками. Острый камушек подколет середку подошвы, стерню напомнит — идешь в жаркий полдень, ступню немного набок ставя, чтоб не обколоться. Ветерок если с реки, запах осоки, влагу несет, ручка грабель становится влажной, ладонь не скользит, дерево чувствует ладонь. А если ветерок сейчас с дороги, полынь обязательно принесет, запах пыли, бензина — концентрат многих причин и следствий. А звуки независимы от прочесывания травы граблями. Ты гребешь, продираешься сквозь густые, влажные травы, вычесываешь то это, то другое. А трактор в поле тарахтит себе, а электричка прогремит мостом, а то вдруг с каким-то приседающим серебристым звуком вспорет синее пространство над тобой реактивный самолет. Вот солнце вышло, лопатка чувствует ласковое прикосновение; пространство перед глазами видится резче, отрывистей, обрывок газеты с заголовком «На родине Чернышевского» — у каждого в душе есть доля Рахметова, как бант на голове девочки, доля, украшающая нас немного. Полуистлевший фитиль на зубьях грабель зацепился — коптилка в землянке вспомнилась. Рыбья кость — пленный немец-«язык», подавившийся костью, когда ел руками со следами еще веревок, озираясь, жадно запихивая в рот еду. Кусок шлака — работа истопником в котельной подсобного хозяйства в тридцатые годы еще, когда перебрался в город, жил впроголодь, писал стихи под гул насосов, ночуя в той же котельной на теплых бойлерах. Страница письма, вымоченная дождями, с приставшим сором, землей: «Если до седьмого не приедешь, то я…» Продираются железные зубья по листве, влажным травам, путаются, запутываются, отступают назад, опять вперед, вновь, взмахнув, погружаются… «Если до седьмого не приедешь, то я…» Пасьянс предметов и движений, времен и тишины — как ни раскладывай его, обязательно сойдется и мощным усилием вытолкнет из глубины наносов сладкой истомы миг, счастье, бесконечное где-то эхо его… Словно опять, взявшись за руки, бегут братаны с зеленого косогора, чтобы враз всем троим оттолкнуться и броситься в светлые воды речки Быстровки…

Младший, Иван, — техник-строитель, уже давно оторванный ломоть. Как исчез с горизонта лет двадцать — тридцать назад — только слухи изредка доходят. Братск вроде строил, потом на БАМе оказался, дамбой море где-то перегораживал, потом на АЭС его занесло. Впрочем, из-за пьянок нигде не задерживался. Непутевая жизнь его раньше времени свела в могилу мать. Один раз заезжал, правда, уже с явными признаками алкогольной деградации, — просил денег. Полковник не дал, сказал, чтобы впредь в таком виде не появлялся, — не пустит.