Читать «Троицкие сидельцы» онлайн - страница 46

Владимир Афанасьевич Разумов

Снаружи долетал назойливый всхлипывающий визг пилы, вгрызающейся в сухое бревно. Наступившие ясные и холодные дни подстегнули беженцев и стрельцов, многим из которых было негде жить. И работа закипела. Наспех возводили стены, настилали низкие потолки.

Почти под самыми окнами кельи человек пятнадцать копали неглубокий ров под основание избы.

Иосиф вышел из кельи. Плечистый, невысокий парень, Степан Нехорошко, в рубахе с засученными рукавами заметил подошедшего старца.

— Что, отец, нравится, как работаем? — обратился он к Иосифу, втыкая лопату в землю.

— Работник всегда хорош и красив, сын мой.

Все перестали выкидывать землю из неглубокого рва, неторопливо подошли, отдыхали, опираясь на черенки лопат. Разгоряченные, простые лица с молодыми, еле заметными бородками.

Это были стрельцы из отряда Ивана Внукова: Миша Попов, Афоня Дмитриев, Ванька Голый, возле которого старательно работал лопатой Гаранька.

Лишь одно лицо выделялось мертвенной бледностью — Никона Шилова, крестьянина подмонастырского села Клементьева, сожженного лисовчиками. Он так и не оправился после гибели жены и детей. Трудился вместе со всеми, таскал бревна и доски, копал лопатой землю, но все это без единого слова, равнодушно и безучастно. Вот и теперь, подойдя к старцу Иосифу, он стоял неподвижно, уронив голову на грудь.

— У вас здесь, поди, не ждали такой напасти, — сказал Степан Нехорошко.

— Многое зло и в давние годы было, однако такой беды на Руси прежде не видели. Боюсь за крепость. — Иосиф болезненно сморщился.

— Тебе видней, конечно, отец, ты книги многие читал. Степан упрямо мотнул светлыми длинными волосами, — а мы тоже знаем свое дело: крепости не отдадим!

— Ага, верно, — медленно подтвердил могучий, как кряжистый дуб, крестьянин с молодой рыжеватой бородкой, с мягкими чертами доброго улыбчивого лица.

И все улыбнулись, хотя ничего смешного он не сказал: так уж привыкли подсмеиваться над неповоротливым крестьянином из села Молокова, которого явно невпопад звали Иван Суета.

— Ну, раз Ваня говорит, значит, так оно и будет, — сказал Степан, и все рассмеялись.

— Языком нетрудно воевать, не то что саблей! — желчно проговорил Петруша Ошушков, краснощекий приземистый детина, бежавший в монастырь из боярской усадьбы, где был холопом при поварне. — И кто говорит-то, — продолжал Петруша с раздражением, обращаясь к Ивану Суете. — «Ага, верно»! А чего верно? Все знают, какой ты есть ратник: тебе голова командует налево, а ты все направо поворачиваешься.

Это была правда. Суета никак не мог постигнуть ратное дело, особенно уставную строевую премудрость. Не знал, как становиться в строй, как из него выходить. Саблю он не считал за серьезное оружие, она в его огромной ладони казалась игрушечной. Голова Иван Внуков, отчаявшись научить неповоротливого мужика обращаться правильно с саблей, велел вооружить его боевым топором, к которому он, как каждый крестьянин, был привычен.