Читать «Арена: Пять новелл о человеческих странностях» онлайн - страница 116

Исаак Фридберг

Надо было уходить от этой воли, сорвать с себя её пульсирующий ореол, Аркадий Ильич рванулся вперёд — но это ему только показалось, что он рванулся — на самом деле он что-то хрипло прошептал и съёжился в своём углу — при этом ощущение, что он встал и идёт прочь из купе, было полным, он словно видел самого себя со стороны идущим по коридору — мимо пробегали пионеры — входящим в туалет, возвращающимся. Вернувшись, тот, другой Аркадий Ильич сел рядом на полку, потом придвинулся — и раздвоенность исчезла. Аркадий Ильич засмеялся. Тот, другой, передвигался в пространстве легко и невесомо, его прозрачная грациозность дарила ощущение полного физического счастья, стало прекрасно и легко — Аркадий Ильич рассмеялся от счастья. Он снова рванулся вперёд — не веря себе, желая испытать это снова, вышел в коридор, двинулся в другую сторону, попросил чаю у рыжеглазой проводницы — и она принесла чай, поставила его на столик, улыбнулась…

Чай дымился… Он дымился, как ствол орудия после многотонного выстрела. Белый дым был ярок. Глаза пристроились к нему и перестали вовсе различать всё другое. Темнота окружала белый дым. Он рождался и умирал, свершая в темноте свой причудливый — предсмертный — танец.

— Вот… — раздался в темноте хриплый голос попутчика. — Это… он сделал со мной…

— Кто? — спросил Аркадий Ильич.

— ОН, — повторил попутчик, не называя имени, но Аркадий Ильич физически почувствовал, что произнесённое слово составлено из одних заглавных букв.

В одну секунду всё странным образом переменилось. Словно дурман рассеялся. Или зажёгся свет — хотя ни того, ни другого не произошло. Необъятное пространство вагона снова сузилось до размеров купе. Дребезжал пустой стакан в цинковом подстаканнике. Вылупились из темноты синие стены, выкрашенные масляной краской с подтёками; чёрного дерева полки, безжалостно обглоданные временем; грубое чугунное литьё рукояток, окантовок, упорных конструкций стола и диванов…

Попутчик говорил отрывисто, несвязно — но Аркадий Ильич прекрасно понимал его, понимал каждое его желание, воплощённое в слово — с радостным удивлением он отметил это своё понимание, — и ощущение полной свободы, свободы тела и души, невесть откуда возникшее. Он снова всё чувствовал: холод, жажду, неудобство деревянной полки, жёсткость и тяжесть ватного матраса, боль в коленке подвёрнутой ноги. Он радовался прежним ощущениям, как радуются друзьям детства после многих лет разлуки, когда всё кажется счастьем — всё, и прежние страдания, и прежняя печаль.

— Что это было? — тихо спросил Аркадий Ильич. Ему было приятно жить, говорить, улыбаться в своём новом качестве, он был благодарен человеку, введшему его в этот странный лабиринт, он благодарил его доверчивой, почти детской улыбкой. Очень осторожно, стараясь по возможности быть незаметным, он высвободил руки из-под одеяла и матраса — и бросил на них короткий, но испытующий взгляд.