Читать «ПОПизм. Уорхоловские 60-е» онлайн - страница 178

– Рехнулся? В кино?

– Так что, не занималась?

– Хотя стояк у него был, – хихикнула она.

– О-о-о. Как интересно. Что, прямо большой и твердый? И что ты сделала?

– Я… – она начала смеяться, – я завязала вокруг него бант.

– Пра-а-авда? – удивился я. – Вокруг члена? А потом что ты сделала?

– Ты же меня знаешь, – сказала она, – я засмеялась.

***

28 июля я вернулся домой из больницы. Посередине туловища я был весь забинтован. Смотрел на свое тело, и мне страшно становилось – больше всего боялся душ принимать, потому что, когда я снимал повязки, шрамы выглядели совершенно свежими – красивые такие, пурпурные и коричневые.

Следующие полторы недели я провел в постели, так и прошел мой сороковой день рождения, 6 августа. Когда я звонил кому-нибудь и они впервые после случившегося слышали мой голос, то порой начинали плакать. Очень трогательно было видеть, как обо мне переживают, но я просто хотел, чтобы все вернулось на круги своя, и старался как можно быстрее перейти к обычным, ни к чему не обязывающим сплетням.

Однажды утром позвонил Дэвид Кроланд, и я спросил, что же все-таки произошло у них со Сьюзен, потому что она вернулась из Европы за день до того, как меня подстрелили, так что полной картины у меня так и не было.

– Просто все как-то не так между нами шло, – сказал он. Прозвучало это у него невесело, думаю, он скучал по ней. – В ночь, когда она вернулась, – продолжал он, – было очень душно, и я прямо-таки чувствовал: она сейчас скажет, что уходит от меня. Потом зашла Нико, сообщить, что ты ранен. И вот сидим мы в этой жарище и не знаем что и делать – ехать в больницу? не ехать? Наконец, Нико говорит: «Нужно се-е-есть на полу-у-у, зажечь све-е-ечи и моли-и-иться». Я был настолько не в себе, что решил: «А ведь она права». Так что мы зажгли свечи, Нико задернула шторы, и мы уселись на пол. Было как в церкви. Нико качалась туда-сюда, Сьюзен была совершенно ошарашена – сначала торчала в своем Риме, а теперь вернулась, и тут с тобой такое, а я бесился, потому что понимал: Сьюзен меня бросает, а ты в больнице – мы даже не знали, выживешь ли ты. Сколько мы туда ни звонили, они отвечали: «Нам тут уже телефон из-за него оборвали. Можем сказать только одно: он в критическом положении». Мы часами сидели как на иголках. Так втроем всю ночь и провели. Наконец Нико ушла. Мы снова позвонили в больницу, и они сказали, что тебе лучше. А через несколько часов Сьюзен отправилась в Париж.

***

Карьера Генри Гельдцалера совершила крутой вираж весной 1967-го, когда его назначили куратором искусства ХХ века, и теперь, пока я поправлялся, мы подолгу разговаривали, почти как в старые добрые времена, и он делился со мной подробностями некоторых происходивших в музее драм. Они с Томасом Ховингом не могли договориться насчет огромной выставки поп-арта.

Летом 1967-го, рассказывал Генри, он поехал в Париж посмотреть выставку, которую французское правительство собиралось отправить в Метрополитен.

– С ума сойти, кого они там выставляли, – рассказывал он. – Стоматолога, шурина министра финансов, кузину невесты охранника. Я вернулся и сказал Ховингу: «Ни при каких условиях мы такое выставлять не будем», – а он мне: «Ты совершенно прав». И потом, не говоря мне ни слова, подписывает соглашение привезти эту выставку сюда. Я еде сдержался, но промолчал.