Читать «Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования» онлайн - страница 171

Наконец, «рыночная экономика» и «демократия», отождествляемая с институтом многопартийных выборов, сейчас воспринимаются иначе, чем в начале века, когда в условиях атомарного мироустройства и открытой схватки держав («рыночных» и в большинстве многопартийных) за свои интересы различение революционных и стабилизирующих сил не имело реального смысла. Сейчас эти институты в посткоммунистических и третьемирных обществах часто выступают символами ориентации на сплоченный Запад, пиетета перед его базисными атрибутами, а значит – согласия придерживаться апробированных им правил игры. Не случайно многопартийные выборы начала 1990-х годов в странах, избавлявшихся от марксистских властей, повсеместно проходили в присутствии приглашенных западных наблюдателей, фигурирующих не только в роли носителей воспринимаемой политической культуры, но и на правах экспертов, которые должны были удостоверять легитимность новых властей перед миром. «Признание» сообщества контролирует «факт» волеизъявления народа. Новые режимы притязают не просто на выражение народной воли, но и на то, что выражают ее по принятым на Западе правилам, в чем отдают себя на его суд.

Но если суверенитет как монархов, так и народа-населения исторически мог принимать формы то суверенитета факта, то суверенитета согласия, сложнее дело обстоит с идеологией политического самоутверждения наций-этносов, вступающей в драматические и в конечном счете конфликтные отношения с порядком, утверждающим первенство «признания», «согласия» перед «фактом». Национализм – всегда суд над миром, якобы чего-то недодавшим этносу; национализм как политика есть политический самосуд над status quo. Самоутверждающийся этнос революционен, и его апологеты – от Н. Данилевского до Л. Гумилева – неизменно подчеркивают и превозносят именно революционность его насильственного вторжения в мир, опрокидывающего прежние балансы сил и интересов. На каждый из принципов сегодняшнего суверенитета согласия у такого этноса есть волюнтаристская антитеза. Суверенитету личности он противопоставляет мобилизацию «верных сынов нации» и исключающее третейский суд гонение на «родоотступников»; многопартийной демократии – «сплочение нации» ради «высокой цели»; защите меньшинств – мифологический суверенитет породненных крови и земли, различение «коренников» и «мигрантов»; вердиктам сообщества – первенство нутряных ценностей над мировыми нормами. Его суверенитет – исключительно суверенитет факта, факта его внутренней силы, перед которым он ставит сообщество, не дожидаясь от того согласия.