Читать «Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования» онлайн - страница 165

«Факты» и «признание»

Разберем общеизвестный случай, проливающий свет на универсальные механизмы суверенитета. Как известно, в 1990–1991 годах правительства Латвии, Литвы и Эстонии неоднократно пытались добиться от западных государств признания независимости этих республик, но безуспешно. Невозможность признания в основном мотивировалась тем, что режимы Горбунова, Ландсбергиса и Рюйтеля не осуществляют в полной мере власти над своими территориями. Таким образом, на словах признание суверенитета ставилось в зависимость от достижения фактического полновластия. На деле же все знали, что причина отказов – в далеко зашедшем консенсусе между западными правительствами и Горбачевым и в нежелании первых подвергнуть этот консенсус испытаниям. Лишь после августовских событий, когда решения Горбачева оказались под контролем руководства России, признавшего независимость Прибалтики, аналогичное признание со стороны Запада не заставило себя ждать. Получается, что в реальности вовсе не фактическое полновластие прибалтийских режимов стало основанием для их принятия в мировое сообщество. Как раз наоборот, согласие сообщества – той системы, куда им предстояло вступить, – на восстановление этих государств, признание, обретенное данными режимами при определенном состоянии этой системы, дало им средства к фактическому осуществлению их притязаний.

Вспомним факты, казалось бы, совершенно иного рода, а именно – разделы Польши в XVIII веке и Мюнхенское соглашение, разрушившее государственную целостность Чехословакии. В этих случаях причиной уничтожения суверенитета Польши и Чехословакии оказалось согласие, достигнутое лидирующими государствами европейской системы, куда входили эти славянские страны, на ликвидацию полновластия польского и чехословацкого правительств над теми или иными территориями. Как бы различно ни интерпретировались по международно-правовым меркам эти разделы, с одной стороны, и конституирование в 1991 году прибалтийских государств – с другой, как бы противоположны ни были последствия этих актов (в одних случаях суверенитет разрушается, в других создается), глубинные механизмы рассматриваемых событий оказываются тождественными. Мы видим, как согласие системы детерминирует реальные возможности режимов малых государств и тем самым либо создает, либо уничтожает суверенитет последних.

Отсюда мы можем вывести ту общую формулу суверенитета, о которой говорилось выше. Суверенитет – это ситуация, когда некий субъект обладает физической возможностью осуществлять власть, на которую притязает; и вместе с тем политическое сообщество, к коему он принадлежит, признает осуществление этой власти как его право. Причем как такое право, которое он может осуществлять сам по себе, от своего имени, а не от имени другого члена сообщества и даже не от имени системы в целом: например, опека государств над какими-либо территориями по поручению ООН вовсе не означала их суверенитета над этими территориями.