Читать «Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования» онлайн - страница 112

Итак, лояльность к политическому курсу начала 1830-х годов демонстрируется тем, что империя ставится в связь не со скептически оцениваемыми наиболее передовыми фазами развития Европы, а с европейскими культурными основами, более ранней и более законной цивилизационной стадией Запада. Таковую стадию и должна мощно олицетворять в современном мире «великая нация, создавшая себя самостоятельно» и полагающая недостойной себя роль «спутницы» наличной Европы. Письмо Чаадаева-Киреевского Бенкендорфу обнаруживает в своей аргументации явное концептуальное сходство с текстами Уварова, обосновывающими его «триаду». В обоих случаях Россия мыслится силой, «отставшей» от Европы в ее катастрофической, рискованной динамике и потому в самом европейском мире представляющей его подлинные фундаментальные начала. Отсюда уже понятен тот переход к поддержке империей в европейском пространстве исторически «законных» центров и рас, который, к удовольствию Николая I, и провозгласит в «России и Германии» Тютчев.

Известно, что доктрина Уварова своим мотивом «народности», образом Европы как мира разнообразных, по-своему развивающихся народов, сопротивляющихся французскому стремлению к лидерству и цивилизационной нивелировке, особенно своей апелляцией к специфике «гражданского образования славянских народов», внесла вклад в генезис идеи славянской цивилизационной особости. Жаль, что Зорин не счел нужным откликнуться на непосредственно соприкасающуюся с его темой известную статью Б. Гройса о том, как подхваченный из Германии пафос национального своеобразия («народности»), столкнувшись в сознании русских в те же 1830-е годы с гегелевской идеей «конца истории», достижения Западом пределов своей духовной эволюции, породил мысль о России и славянстве как великом Ином Европы, способном снять ее позитивный и негативный опыт в новом синтезе [Гройс 1992]. В то время как идеология «уваровской триады» в собственном виде с подчеркнутым упором на самодержавие и religion nationale, представляла собой гуманитарное обеспечение «мюнхенгрецкой геополитики», превращавшей легитимистскую Германию в передний фронт империи, переразвитие момента особой «народности» вело к картине столкновения разных цивилизационных начал в европейско-российском пространстве.