Читать «Лекции о литературе. Диалог эпох» онлайн - страница 134

Евгений Викторович Жаринов

С учетом всего, что известно по этому вопросу в отечественной и зарубежной психологии, при анализе художественного произведения в образе литературного героя необходимо различить две стороны: совокупность устойчивых признаков поведения, т. е. характер, и подвижные, текучие, зыбкие процессы внутренней жизни, что чаще всего именовалось и именуется психологией человека.

Первое, условно говоря, можно назвать художественной характерологией, предметом которой является изучение именно устойчивых признаков личности, сложившихся под постоянным воздействием внешних обстоятельств.

Второе – это и есть психологический анализ, т. е. изучение внутренней жизни как сложный процесс специфических эмоционально-интеллектуальных откликов данного человека на сиюминутные воздействия среды, на собственные воспоминания, на мнения окружающих лиц или неожиданные, быстро преходящие впечатления на почве самых различных ассоциаций.

Еще раз напомним мнение Чернышевского: психологический анализ или психологизм принимает в литературе у разных авторов самый различный, подчас очень различный вид. И из всех видов психологизма Чернышевский особенно высоко ставит именно «диалектику души».

С точки зрения Толстого «диалектика души» – это постоянное обновление, изменение, переплавка характера, а изменение это происходит в результате диалектического взаимодействия опорных, относительно устойчивых элементов личности и того, что постоянно меняется.

К деталям второго плана, которые свидетельствуют о постоянной изменяемости личности, относятся кувшин с водой и струганные палочки.

К высшей, первой категории будут относиться детали, которые как бы постоянно закреплены за героем. Это – улыбка Хаджи-Мурата, его хромота, брегет, подаренный герою князем Воронцовым, и др.

Правда, одна художественная деталь (куст «татарина») занимает особое место в этой иерархической системе. С одной стороны, она отражает процессы души самого повествователя, и в данном случае ее смело можно причислить к деталям второго плана, а с другой – эта же деталь как бы постоянно закреплена за главным героем, более того, описание куста «татарина» является как бы повествовательной рамкой всего произведения. Но то, как мы воспринимаем этот куст в начале, совсем не похоже на наше впечатление, которое возникает в конце повести. Постоянно закрепленная за Хаджи-Муратом художественная деталь меняет свое значение. Если раньше она свидетельствовала только о несгибаемой воле героя, о его жажде жизни, то в конце появляется и значение жертвенности героя, и обвинение деспотизма Шамиля и Николая I.

Перед нами завершающая стадия процесса, очень похожего на процесс «диалектики души»: вслед за героем читатель сам делает нравственное открытие о несправедливости всей Кавказской войны, об античеловеческой сущности всякой деспотии и, самое главное, делает для себя вывод о необходимости бороться со всякого рода тиранией.