Читать «Перевод русского. Дневник фройлян Мюллер – фрау Иванов» онлайн - страница 50
Карин ван Моурик
Жилищный комитет был уже к тому времени осведомлен, что Митя женился на иностранке и, по идее, должен вот-вот подать документы на выезд из СССР. И тогда оставшимся двум членам его семьи квартира, естественно, не достанется.
Но время шло, Митя тянул с заявкой на выезд, ожидая новой квартиры, а жилищный комитет не собирался ими разбрасываться. И, покуда длилось это противостояние, все жильцы, кроме Мити и родителей, покинули серый бастион, и в нем стали отключать свет. Но Митя не сдавался. Поскольку бедная Лариса Федоровна, сидя вечером при свече в заброшенном доме (пока муж и сын носились по делам), который, ей грезилось, уже разоряют и рушат, была обуреваема ужасными видениями блокадного прошлого, Митя очень торопился: выяснял, сколько и кому надо дать, чтобы волки были сыты, а овцы остались целы. Потребовалось пятьсот немецких марок и музыкальная аппаратура для автомобиля: магнитофончик с колонками – всего-то!
Честно говоря, пятьсот марок было для меня тогда огромной суммой. Но откуда ж таким деньгам взяться у Мити и тем более у его стариков! Я собрала все необходимое для удовлетворения волков и отправила на имя моего немецкого знакомого, который имел право получать в Ленинграде дипломатическую почту – счастливое совпадение обстоятельств!
Результат превзошел все ожидания. Лариса Федоровна с мужем перебрались в красивую, только что отреставрированную двухкомнатную квартиру на Литейном проспекте! А Митя смог спокойно заняться оформлением выезда к своей империалистке.
К сожалению, Митин отец через несколько месяцев умер – сразу после отъезда сына в Германию, и Лариса Федоровна осталась в этой роскоши на Литейном одна. Когда мы приехали к ней в гости, она, заметив мой восхищенный взгляд, улыбнулась победно и сказала:
– Смотри, смотри! Это государство обо мне позаботилось. Это мне – за пережитую блокаду и за мой труд. Видишь? Вот!!! У
Вот! Вот он настал, вот он и пробил, час торжества моего! Я подняла голову, словно разглядывая высокие потолки, как обычно покраснела и – промолчала.
Так вот, представляю себе, открывает Лариса Федоровна дверь и видит: нависли над дверным проемом два огромных лохматых мужика, что-то говорят на ломаном русском, жестикулируют и потрясают шубой. Она их послала и дверь перед их носом захлопнула. А они – снова звонят, деликатно, но настойчиво. Лариса Федоровна берет метлу и бесстрашно распахивает дверь, но лохматые очень стараются внятно произнести ключевые слова про Германию, Митю и невестку, и метла опускается…
Пристроив шубу, друзья направились в Ленинградский шахматный клуб. Наверное, клуб им представлялся таким местом, где, погрузившись в думу, всегда сидят за шахматными столами гроссмейстеры, один известнее другого, и только удары по кнопке часов вмешиваются в эту торжественную интеллектуальную тишину. Может, оно и так. Но на дворе стояло жаркое лето, и гроссмейстеры сидели сейчас где-нибудь в креслах-качалках на даче или в шезлонгах у моря. Вахтерша, пожилая пенсионерка с брошкой на блузе, убавив звук радиоприемника и отложив в сторону вязанье крючком, объясняла им, что нет их никого, какой Корчной, смеетесь? Объясняла до тех пор, пока не поняли: и завтра тоже являться не имеет смысла, и послезавтра. Но у наших путешественников и не было никакого «завтра» – они следовали плану, от которого не имели права ответвляться. Попробовали бы они не отметиться в оговоренном заранее месте ночевки! Одним словом – сегодня им выдвигаться в сторону Москвы…
