Читать «Розка (сборник)» онлайн - страница 138

Елена Викторовна Стяжкина

Роман долго готовился поговорить о герменевтике с профессором Фельдманом, но тот умер, потому что был очень и очень одинок. И Арсений Федорович назначил Романа организатором похорон. Это было новым в его карьере, но он справился, договорившись с синагогой, крематорием и Ольгой Петровной, которая выдала под это дело премьеру малюсеньких бутербродов и флаг университета, которым красиво накрыли гроб. Вместо классических поминок был фуршет, но все и даже ворчливый Ковжун были довольны и хотели быть похороненными, как Фельдман, который всегда считался везунчиком, проскочившим мимо гетто, тюрьмы, коммунистической партии и выжившим даже после теракта в Тель-Авиве, где жила его двоюродная сестра, которую тот ездил навестить. На похоронах много говорили о его невероятной удачливости и о герменевтике как тихой гавани, в которую Фельдман причалил, чтобы его никто не понимал и не трогал.

Роман прочитал потом несколько его книг и удивился тому, что Фельдман – без западных библиотек и Интернета, в своем прошлом двадцатом веке – умудрился идти и думать вместе с Хабермасом, которого, похоже, даже не читал. Он, Роман, наверное, мог бы так же, но юриспруденция в стране обычного права вряд ли могла обнаружить способность к созданию гаваней, она, скорее, была рекой, что неторопливо несла свои изменчивые воды, чтобы незаметно впасть в море и с тем – исчезнуть. Плюс, конечно, квартира, отпуск, защиты, банкеты, командировки, хорошие, на самом деле хорошие, студенты. Он постепенно привык к деньгам, к размеренности, к тому, что Кира росла с ним и в категории «иногда» у нее была Кристина, а не он, Роман. Роман был «папочкой» вместо «спасибо», «спокойной ночи» и «что ты будешь есть?» Сердце умывалось легкими радостными слезами, и он почти не чувствовал, что превращается в муху в янтаре. Впрочем, до янтаря еще надо было дожить: смола все еще не густела и были силы на рывок, на поступок, на то, чтобы сдать Арсения властям или вернуть на тихую факультетскую должность, оседлать коня и – шашкой! Шашкой разрубить все эти бордельные курсы и специальности, которым уже сейчас нет ни места, ни применения за пределами этих стен. Думая об этом, Роман возбуждался и даже усиливался. В предвкушении рывка он похамливал Арсению Федоровичу, клал ему на стол коротко обоснованные предложения о том, что и как можно сделать уже сейчас, и отказывался даже «резать сырок» и выпивать с гостями и приближенными. К каждой следующей вспышке достоинства и будущего, которое, конечно, рисовалось светлым, Арсений Федорович относился с пониманием: увеличивал долю и выписывал премию. В первый раз только позволил себе недовольство, с трудом сдвинул брови и спросил: «Хочешь жить на одну зарплату?» – «В стране полно идиотов, которые зачем-то хотят быть кандидатами и докторами науки. Я могу обойтись без посредников. А что будешь делать ты?» – «Тоже правильно, – согласился Арсений, – я найду другого писателя, ты найдешь других заказчиков, тогда зачем нам ссориться и осложнять себе жизнь?» – «Замирили», – это называлось «замирили». И Роман, в общем-то, выиграл – и в деньгах, и в усмирении Арсеньевого пыла, но Лорелле рассказать об этом не смог.