Читать «Дежавю. Антология» онлайн - страница 22

«Не о безумной Северной Корее…»

Не о безумной Северной Корее И не о том, как Сирия горит, — О чем-нибудь совсем другом, скорее, Хотел бы я сейчас поговорить. Допустим, о парижском листопаде, О смоге, что над городом навис, О старике, что просит Христа ради У приоткрытой двери в Сен-Сюльпис. О том, как сердцем слившись с гулким храмом, Там можно без труда забыть про то, Что есть Москва с ее курбан-байрамом, А на Донбассе зона АТО… Но проходя по улицам знакомым, Где вроде бы привычно все глазам, Я чувствую, как прочно с веком скован, — С тем самым, что, увы, непрочен сам.

«Когда дверь в чьей-то хате вышиблена…»

Борису Клименко

Когда дверь в чьей-то хате вышиблена И шатается в ней сквозняк, Горек вид занавесок с вышивками, Что колышутся на гвоздях. Нет порою в жизни отдушин, А душа в сплошных синяках, — Только все это, Боря, одюжим, Ибо иначе нам никак. И у киевского Владимира Нас одарит покоем та, — Дорогая мне, а тебе — родимая, — Приднепровская красота.

Памяти Германа Плисецкого

1. Трубная площадь

Восточными словами, как урюком, Подслащивал поэт свой пресный быт, А проходя по Трубной, слышал — в люках Река Неглинка, спрятавшись, бурлит. И сквозь чугун в оставленные щели, Казалось, шепчет темная вода О дне, когда прощавшихся с Кащеем, Здесь поджидала страшная беда. Над городом печаль в гудках басила, Летя от стен Кремля на Колыму… Но девочкою лет шести Россия Надолго в память врезалась ему. Слепая и губительная сила, Что двигалась от Сретенских ворот, Ее водоворотом уносила, — Водоворотом, звавшимся — народ. В Колонном зале, в пальцах комкав шапки И не стесняясь набегавших слез, У пьедестала с гробом шагом шатким Свою беду и боль поток тот нес. Слиянием мистерии и яви В прикрытых крепом люстрах свет не гас, Но даже если розы там не вяли, То стража их меняла каждый час. А с Трубной кровь уже смывали чью-то, Следы беды сметали поскорей, И мартовские ветры дули люто Меж траурных столичных фонарей.

2. На полях книги «От Омара Хайяма до Экклезиаста»

Не глазами, но сердцем Строк касаюсь печальных — Тех, что Герман Плисецкий Не сумел напечатать. Ах, стихи из архива Среди записей личных — Будто ветер охрипший В подворотнях столичных Лет простуженных, серых От печалей и пыли, Где по-своему все мы Гнетом мечены были. Сколько душ там сломалось, Что казались — из стали! Но остались слова ведь, Пусть в тени, но остались.