Читать «Анастасiя» онлайн - страница 50

Николай Николаевич Блинов

Глава IX

Алоиз Фрязин. 1553 год. Четвертый уровень. Бледный саван.

Сей монарх, озаренный славою, до восторга любимый отечеством, завоеватель враждебного царства, умиритель своего, великодушный во всех чувствах, мудрый правитель, законодатель, имел только 22 года от рождения… Казалось, что Бог хотел в Иоанне удивить Россию и человечество примером какого-то совершенства, великости и счастья на троне… Но здесь восходит первое облако над лучезарной главою юного венценосца…

История государства Российского. Н. М. Карамзин

Во мне, реальном Анатолии Завалишине все настойчивее зрело желание пойти на самый высокий уровень игры — четвертый. По правилам программы к четвертому уровню дошли только два героя: лекарь Алоиз Фрязин и юродивый Геннадий Костромской. Кем из них стал д′Артаньян в своем последнем посещении шестнадцатого века, мы с Матвеем так и не выяснили. Сам Леха до сих пор ничем нам помочь не мог. В этот раз я снова выбрал Алоиза Фрязина, лекаря из Ломбардии и снова отправился той же, уже протоптанной дорогой.

* * *

Первые пять лет на чужбине я, Алоиз Фрязин осваивал новую жизнь, учил язык, местные названия трав и болезней. Не так легко было принять, что «огневица» — это может быть инфлюэнца, или воспаление легких с высокой температурой, или просто болотная лихорадка.

Ко времени коронования на царство, к знаменательному для страны 1547 году, наш главный пациент превратился в нескладного высокого отрока с быстрым взглядом исподлобья. Здоровье его меня не беспокоило. Разве только душевный склад, который был крайне неустойчивым, как у женщины. Это Сенека говорил о великом Помпее: «Гнея Помпея влекла бесконечная жажда подняться еще выше — хотя его величие казалось малым только ему одному». Это могло быть сказано в полной мере о царе всея Руси Иоанне четвертом.

За десять лет я уже вполне обжился в варварской Московии. Износив свое европейское платье, я легко перешел на громоздкие русские кафтаны и шубы с бесконечно длинными рукавами. Я даже бороду перестал брить, чтобы менее отличаться от аборигенов. К десятому году здешней жизни я уже и говорил по-русски почти без акцента, это было несложно, поскольку и в итальянском, и в русском бытует близкое твердое произношение.

При этом, однако, всякий прохожий безошибочно узнавал во мне фряжского гостя, даже если я и не произносил еще ни единого слова.

Мистика какая-то!

После коронации на царство произошло венчание с прекрасной и кроткой Анастасией Романовной Захарьиной. Когда удавалось взглянуть на это удивительное лицо, мне всегда казалось, что каким-то непостижимым образом именно с неё писал наш великий Рафаэль Санти свою Сикстинскую мадонну с младенцем.