Читать «Терская коловерть. Книга третья.» онлайн - страница 117

Анатолий Никитич Баранов

После нее вышли на сцену три служителя религиозного культа: мулла, раввин и православный поп. Несмотря на приклеенные бороды, в раввине зрители узнали заведующего райдетбюро Петю Беличенко, а в мулле — Диму Якубовского, что, разумеется, ни в малейшей степени не помешало успеху пьесы. Публика прямо стонала от восторга, когда из гроба, явившегося предметом спора священнослужителей трех разных вероисповеданий, выскочил полуголый Иисус Христос и, смешно размахивая руками, бросился со сцены по проходу между зрителями к выходу.

— Ха–ха–ха! Борька Красный! Убей меня бог — он! — хрипел кто–то севшим от смеха голосом.

Но самое потрясающее зрелище было еще впереди. Оно началось с того, что на скамью под бутафорным деревом с ядовито-зелеными листьями уселись ОН и ОНА. ОН — в костюме из клетчатой материи и с плащом на согнутой руке, ОНА (это была Нюрка) — в голубой блузке и все в той же красной косынке. Судя по сверкающему у НЕГО на пальце огромному перстню, ОН — нэпман, ОНА — девушка пролетарского происхождения и притом комсомолка. Об этом нетрудно было догадаться из ее разговора с молодым человеком, горячо убеждающим ее порвать с комсомолом, в противном случае он сам порвет с нею всяческие отношения. Девушка в отчаянии ломает руки, но изменить Союзу молодежи наотрез отказывается. Тогда молодой нэпман говорит: «Наши дороги разошлись навсегда, прощай, любимая!» и решительно уходит за кулису, а брошенная им возлюбленная падает лицом на скамейку и громко рыдает по утраченной любви.

Сбоку послышались всхлипывания. Трофим, скосив глаза, увидел, как его юная соседка размазывает по щекам слезы.

— Прошло три года, — раздался со сцены торжественно–печальный голос ведущего. — И вот однажды…

Что произошло однажды, предугадать зрителям не помогло бы даже самое смелое воображение. На сцене вдруг погас свет, и в кромешной тьме вначале послышался скрежет передвигаемой бутафории, затем глазам изумленной публики предстала выкатившаяся из–за кулис огромная, сделанная из бубна луна, которая, повиснув на дереве, осветила голубым призрачным светом могильный бугорок с крестом и стоящего перед ним на коленях все того же молодого нэпмана в клетчатой тройке и с плащом на руке. Протянув руки к кресту, он с невыразимым отчаянием принялся оплакивать лежащую под могильным холмом невесту, принесенную им в жертву буржуазным предрассудкам.

В этот кульминационный момент самобичевания героя драмы в зале вдруг взвизгнули, и Трофим почувствовал, как у него на голове сами собой поднялись волосы — из могилы–люка, весело скаля зубы, показался череп на позвонках, а за ним и весь скелет по тазовые кости. Медленно раскачиваясь, выходец с того света протянул с безмолвным упреком к виновнику своей гибели то, что когда–то было руками, и заклацал челюстями.

— Ай! — вскрикнула Трофимова соседка и, уцепившись обеими руками в его предплечье, тоже застучала зубами.

Этого жуткого зрелища не вынесла даже луна, она потухла, вновь погрузив сцену в потемки, что еще круче взвинтило нервы зрителям. Кое–где слышались рыдания и мужская ругань: «Чертов буржуй! Такую девку загубил, проклятый, самому б тебе завернуть башку назад хрюкалом!»