Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 285

Владимир Наумович Тихвинский

Первой нарушила изоляцию Тамарка. Она прибежала и принесла еду. Выложила кусок «брота», завернутого в чистую салфетку. Вышитую. С инициалами. Такие я видел у нее в доме, когда заходил навещать «пострадавшую». Мне все это мещанство не нравилось. Тамаркин отец носил галоши на красной подкладке с медными монограммами. Придя к ней в дом, я всегда наталкивался в передней на калоши с монограммой. Такие уж люди были Тамаркины родители. Мещане. Я и ее «самоубийство» приписал воспитанию. Барыня на вате! Или — на ватине. В моде был ватин. Какие родители, такие и дети, рассуждал я. Когда «Маруся отравилась», я пошел к ней. Но не первым. Отец осудил меня, как будто что-то знал:

— Это же твой товарищ!..

Нет, папа не знал, что Тамарка не была моим товарищем. Она вообще не числилась у меня в «настоящих». И потому я не собирался бегать за ней, навещать, жалеть. Для этого существовали настоящие товарищи из девчонок… «И девушка наша в походной шинели…» То были Незнакомки, а Тамарка — знакомая!..

И вот настоящие исчезли, как повымирали, а Тамарка явилась. Села и опять, как до войны, уставилась — смотрела, смотрела, смотрела… А я ел, и ел, и ел… Только за ушами трещало!.. Тамарка была такая же, как всегда, только веснушки исчезли. Как повыгорали. Хотя что ей до оккупации! Она как-то устроилась. Я не очень-то интересовался, каким образом. Устроилась, и ладно. Принесла кусок немецкого брота, и хорошо. И мать носит хлеб наш насущный. С менки, из села. А эта — от немцев. Так не только она. Пусть осуждает, кто хочет, но если в городе ни магазинов, ни столовых — что делать, есть-то нужно! И устраиваются все — кто как может. Очень возможно, что Тамарка получает этот брот от молодых немцев… Теперь этот «переросток» в самый раз!.. Я боялся уточнять, для чего «в самый раз», но знал много случаев, когда мои сверстницы… Бывшие дети!..

Все мы бывшие дети! Что говорить, если двое из тех, кто со мной вместе когда-то встречал челюскинцев, — «немецкие овчарки»! Самые настоящие. Красавица Катька служит у них в кабаре. Какой-то пожилой артист из наших ее туда затащил, а немцы отбили. Но, может быть, этот толстый старик со своей огромной лысиной лучше немца? Среди них есть молодые и красивые. Видимо, Катька так и рассудила, когда меняла шило на мыло. Я видел ее несколько раз на улице, она шла, выставляя поочередно носки туфель вперед, словно бы обходя грязь и трупы. И мне казалось, что это — походка женщины, которая каждый день… Со всеми… Немцами. По одному или с несколькими разом… Когда-то я читал такое в нехороших книгах, а теперь можно увидать и в жизни. Ну, у Катьки, если разобраться, такая профессия. Она танцует, и ее походка какая-то там балетная «позиция». Но Пронина!..

Пронина танцует только в ресторане с офицерами и разъезжает в открытой немецкой машине. А ведь была секретарем комсомольской организации нашей школы! Самая строгая из всего начальства. Тогда думали, что она зануда, потому что некрасивая. И вот эта зануда кормится женской привлекательностью! Или немцам все равно, лишь бы молоденькая? Но что поделать, если их не перечтешь. Красавица Катька, в которую была влюблена вся наша школа, с ее глупой, но смазливой мордочкой, — еще понятно; но Пронина — умница Пронина! Эта все взвесила и решила, что наши не придут никогда. Вот и не стесняется. А если наши все-таки придут, ее будут преследовать как Катьку, как Тамарку.