Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 287
Владимир Наумович Тихвинский
— Пионерское, говоришь, киндер? А если люди правду брешут?
Правду нельзя «брехать». Черт знает что болтает Тамарка! Я ей «киндер»!.. Она, значит, взрослая — этот переросток, которого я когда-то «подтягивал»!..
— Я, конечно, для тебя все еще та самая дылда…
Я молча верчу головой: нет-нет!..
— Дылда, дылда!.. Дура девка!.. И для твоей матери тоже.
Опять я вынужден отрицательно качать головой, хотя Тамарка «брешет правду»! Как-то неудобно получается: я ее «подтягивал», а теперь она меня.. Только больше понимает в жизни.
— А что, я, может, теперь только и узнала, что — женщина!..
Я уже видел, как становятся женщинами!
— Шейнстэ медхен! Шейнстэ медхен — это я! — Тамарка гордо вертится на высоких взрослых каблуках, которых я и но заметил.
— Они, немцы, понимают!
И этого я наслушался вдоволь!
— Кроме того: повидла!..
Я специально коверкаю язык, приближая его к Тамаркиному «уровню»…
— Дурак!.. Хотя и отличник… Ты на меня как на человека посмотрел?.. От тебя хоть сто лет жди, не дождешься!.. А я — дылда — тоже человек!.. И мне приятно слышать от настоящих мужчин: «Шейнстэ медхен!» Красивая девушка! Ты такого не скажешь! Не догадаешься… Для тебя я дура, переросток, дылда!.. А для него!..
Вот это и я заметил: уже не они, а «для него»! Значит, есть один какой-то немец…
— И влюбился, чего особенного!.. Поселили в нашу квартиру, ну и живет!..
Недаром мама на что-то намекала. Ей один знакомый говорил из Тамаркиного дома. Живет в подвале. А Тамаркин немец наверху. В соседней с нею комнате. Тихий. Спокойный. Образованный. На художника учился. Не отличник, конечно, как некоторые, но все же!.. И недоучился, потому что был не согласен… С чем-то… Плохо говорит по-русски, Тамарка не разобрала. Хотела только объяснить, что он к нам в Россию не добровольно явился, заставили.
А кто добровольно хочет воевать! Правда, если бы меня сейчас на волшебном ковре-самолете перенесли на ту сторону фронта!.. Я бы этих фрицев!.. Ишь ты, он не хотел!.. Они все не хотели!.. Будут потом говорить!.. А, собственно, если я хочу, даже очень, то почему им не желать?.. Воевать за своих, за немцев? Что тут такого?.. Но они напали первыми!..
Тамаркин немец сомневался. Им фюрер не так объяснял. Если бы они не выступили, мы бы сами!.. Ох уж эти немецкие сказки!.. И дылда-дура верит!.. Защищает!.. Он, видите ли, не стреляет, а только охраняет… Сторожит… «Брота» и повидла ему выдают вволю, так что ничего особенного, если он что-нибудь отдаст медхен. Шейнстэ медхен…
Она так потянулась, что я потом и под вагонными нарами не мог не вспомнить… Собственно, здесь такое и вспоминается… По ночам… Вокруг храпят… Рыгают… Портят воздух… Жрут… Разговаривают про баб… Но и тогда я уже посматривал на Тамарку, как на «бабу». Просто не решался притронуться… А вдруг она скажет, что думала обо мне «лучше»!.. Что я казался ей «умнее»… Так я сам по себе лучше и умнее… Это — по себе… Перед собой!.. А на поверку!.. Грубые свои сны я скрываю от ребят, от Шевро — этот в момент высмеет!.. Даже от Кольки. Не поймет!.. Он не виноват, что такой — окраинный!.. От него на километр несет грубостью… Примитивом… Мужиком… Он пахнет мужчиной, как и Шевро… Как все… Кроме меня, конечно…