Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 242
Владимир Наумович Тихвинский
Первым, кто сказал слово, когда самолет улетел, был Федька: «Карасинка, понимаешь!..» Ему не возразили. И не поддержали. А дядя Гриша взял меня за руку, будто для того, чтобы я не споткнулся на лестнице. Такого давно не было, здоровались тихо, без лишних слов и жестов. Мишени не должны привлекать внимания. А что все мы мишени, понимал каждый. Разница только в том, кто и в кого будет стрелять. Но все одинаково хотели дожить. И ради этого — дожить — не жалели жизни.
Однажды, когда еще ничего, казалось, не говорило о немецком отступлении, люди ринулись к старой крепости, где немцы устроили свои продуктовые склады. Еще война, как степная волчица, петляла за городом, а люди уже почуяли — пора! И как только узнали? Никаких особенных признаков того, что немцы покидают город, не было. Никто ничего не передавал по радио, не сообщал в газетах. Даже ни одна баба (ОБС) еще не сказала!..
Мы в своей больнице рядом с госпиталем понимали, что фронт приближается: привозили свежераненых. Госпиталь стал нашими «Окнами РОСТа», Совинформбюро. Но только когда толпы ринулись к крепости, мы поняли — вот-вот что-то свершится. Толпа действует точно, как барометр. И как в последние дни зимы остатки снега тускнеют и съеживаются, подтаивают, — растворялись немцы. Но они еще были, и когда толпа осадила древнюю крепость, где хранилось главное для жизни — еда, они начали стрелять, зажгли склады. И вот толпа, видевшая дальше и лучше каждого из нас в отдельности, ослепла. Она перла на огонь, на пули. Падала. Поднималась. Бежала навстречу смерти или жизни, которая содержалась в мешках и ящиках. Она все понимала, эта толпа, и ничего не понимала!
В мареве пожара люди потрошили ящики и мешки. Отощавшие от голода и постоянного недоедания, доставали банки, разрисованные зелеными овощами, и вскрывали их тут же, на мостовой. Удар о покореженную балку, и на булыжники выливался пенистый поток. Гороховые стручки. Те, что нарисованы на этикетках. Только без горошин. В роскошных банках с цветастыми этикетками ботва, силос, черт знает что! Люди с превеликим трудом вытаскивали мешок, вспарывали его и высыпали на землю отруби! Не муку, как думали, вытаскивая аккуратно проштемпелеванную орлами тару, а свиное пойло. Издевались над нами немцы напоследок, случайно ли так получилось, но в складах крепости оказались лишь эти продукты. Но озверевшие от голодухи люди хватали все.
Я увидел, как споро работают Колька Мащенко и Рая. Они вытаскивали прямо из пламени ящики и мешки, потрошили их тут же и, если содержимое как-то устраивало, ссыпали харчи в рюкзак. Рюкзак был тем же, с которым Колька ходил в пионерские походы и пытался выйти из города перед приходом немцев. В этот мешок мы складывали «награбленные» игрушки. Я — статуэтки, писчебумажные товары. Теперь Колька тащил пищевые. Я ничего не брал. Мне казалось, что с приходом наших все разом изменится, будет по-другому. Я торопился в свою больницу. При виде толпы раскрыл рот наизнанку, как говорила Федосьевна, и застыл.