Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 148

Владимир Наумович Тихвинский

— Товарищ Сталин учит нас…

Мог бы и не говорить, у меня свой образ вождя, и, отвечая этому бюро, я рапортую тому!.. Я знаю, что от меня требуется. Прежде всего, правда. Этому меня и отец все время учит. В его улыбке я усматриваю спокойствие и рассудительность… Оправдать доверие — вот что главное!

— Ну, сынок?

Папа смотрит на меня с ожиданием. Я знаю, он всегда стремится к объективности. Он забывает себя ради истины и правды. Он, как вождь, который во имя дела жертвует всем личным!.. Его обаяние именно в простоте… Истины… Слов… Одежды… Мысли… И мой папка стремится быть таким же…

— Ну, Владик!..

Папа смотрит испытующе, строго, он отказывается от своих личных интересов во имя!.. И мой долг отказаться от всего мелкого, субъективного, подняться над собой…

— Ну, Владик, сейчас мы зафиксируем… — говорит Василий Тимофеевич и смотрит на меня с доброй надеждой.

Какая разница, что они там зафиксируют! Этим казенным словом он чуть не сбил меня с толку!.. Сейчас я скажу совсем по-другому… Искренне, просто… Я смотрю на отца: седые волосы — сколько он перенес во имя!.. Его пытали, но не могли победить, потому что мы все служим справедливому делу, а оно должно быть честным!.. Они молчали на допросах, и враг не мог их побороть!.. Но то были враги, а здесь — свои!.. И я скажу тихо и значительно, как… отец… как Он…

Последнее, что я вдруг вспоминаю, прежде чем открыть рот: «Ох и достанется мне от матери!..» Но я вынесу и это!.. Я все перенесу!.. И я бросаюсь как на санках с высокой горы… Или на лыжах…

Я… Говорю… Правду…

— Молодец! — поддерживает меня председатель и поворачивается к секретарю, который ведет протокол: — Значит, запишем как в проекте… Заслушав… То-то-то… Постановили то-то и то-то… И как решили — «без занесения…».

Все остальные, постукивая карандашами, ожидают окончания собрания. Потом уходят… Мы остаемся с отцом одни… Папа сидит сгорбленный, смотрит непонятно:

— Ничего, Владик…

Я чувствую, что он не слишком доволен, и сердце у меня останавливается, как будто я съехал с высокой горы на лыжах, а в самом конце упал… Опрокинулся и не могу подняться… А пана уходит, не сказав ни слова. Наверное, тоже боится мамы!..

А мать, выслушав, сказала:

— Ага, значит так?.. Пошли ужинать, мойте руки.

За столом папа пробовал шутить, обнять маму за талию, но она отстранила его руки и вздохнула:

— И как он собирается жить дальше?..

Было непонятно, о ком это она: об отце или?.. Я решил, что она думала обо мне. Потому что можно ли говорить, как собирается жить человек, проживший уже полжизни? В каких только передрягах не бывал! Из каких только ситуаций не выкручивался! И не на каких-то собраниях, а в революции, на войне! Они все закаленные и мужественные! Бойцы, которые пели: «И вся-то наша жизнь есть борьба, борьба!..» Конечно, слово «жизнь» лезло в строку, если его слегка растянуть: «жизень»… И растягивали… Время было такое!.. Борьба!.. Тут уж кто кого!.. Пока же Василий Тимофеевич папу…