Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 147

Раньше, в те поры, когда происходило партбюро, в партию «просто так» не вступали. За дело партии отдавали жизнь. За малейшее несоответствие политическому или моральному облику партийца — безжалостно «вычищали».

И председательствующий заявил «со своей большевистской прямотой»:

— Если доказано, что член партии действительно позволял себе рассказывать анекдоты… В том числе и политические… Остается доказать, не разлагал ли товарищ сына — так сказать, подрастающее поколение. Слово по этому вопросу имеет товарищ Владик…

Отец «разлагал»?.. Меня!.. Подрастающее поколение… Он молился на своего сына и на свою партию!.. Когда передавали текст Сталинской конституции, стоял навытяжку перед «Рекордом» и плакал «мужскими скупыми слезами»!.. Сожалел, что я не понимаю всей торжественности минуты… Сбываются мечты… Идеалы!.. Лучших представителей человечества!.. От социалистов-утопистов и до!.. Говорить об этом было как-то неудобно, отец сам учил меня скромности… А тут получалось, что мы наследники всех великих предшественников. Мы сделали такое, мы воплотили сякое!..

Если бы я знал о последствиях этого разбирательства, я плюнул бы на скромность и рассказал, какой у меня замечательный папка!.. Я бы не побоялся быть смешным, ведь он-то не боялся!.. Ни плакать у репродуктора, ни рассказывать остренькие анекдоты…

«— …Как живешь?

— Как в мавзолее… Тутанхамон!..»

Все присутствующие на бюро сами слыхали, но я должен был подтвердить!..

— Как пионер! — со значением говорит председательствующий, хотя вряд ли знает настоящее значение этого слова. А я понимаю и чувствую ответственность: как первый, начинающий что-либо… Правда, Суховеев уже давал показания, но я первый из детей… Из пионеров…

— И будущий комсомолец!.. — добавляет председатель. При этом он широко и ласково улыбается… Как родному сыну. Хотя я не его сын. Но все мы, пионеры, испытываем на себе постоянную отцовскую заботу… Именно таким, по-отцовски добрым, обращается к нам, детям, строгий человек в полувоенном кителе. Он, такой значительный, величественный, великий, расплывается в усатой улыбке при виде ребенка. На Мавзолее, в Колонном зале. Человек, прошедший каторгу, ссылки, водивший в бой тысячи всадников, улыбается детям со всех снимков. В этом есть что-то рыцарское, вычитанное мной в романах Вальтера Скотта: лев в бою, ягненок в доме… И самые свирепые разбойники теплели, когда видели ребенка… Все это связано в моем воображении. Я не просто поклоняюсь, я рассуждаю и объясняю. Нахожу причины и следствия… Так что в поведении Василия Тимофеевича я ощущаю Его привычки… Такие близкие и понятные нам всем…