Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 128

Потом мы узнали, как это было. Более двадцати тысяч людей вывели за город, якобы на работу, и расстреляли в степи. Уцелело всего лишь несколько. Они рассказали, как сотни, тысячи человек разом падали, будто у каждого из них подвернулась нога. Погибали все вместе. Смерть у них была общая, как ров, который стал их могилой. Они вместе вышли из бараков, и вместе погибли. Многим немцы поручили закапывать своих единоплеменников. И закапывали, чтобы потом лечь в этот ров рядом с остальными. Шли толпой, ложились рядами. Верили, что с такой массой людей ничего плохого не случится. И строй немцев с автоматами в руках чувствовал себя спокойно: вот их сколько — вооруженных конвоиров! Но случилось так, что некоторые подняли на убийц руку — и были удостоены своей, отдельной, собственной смерти. Как тот раненый солдат. Как моя тетя Галя. Смертию — смерть поправ. Говорили о ней и о бабушке разное.

Сначала рассказывали, будто в Кегичевке тетку сразу опознали и выдали местные жители — тоже боялись за своих детей. А потом — что дело было совсем иначе. Тетка с бабушкой благополучно достигли райцентра, и кто-то из тех, у кого тетя когда-то принимала роды, приютил их в своей хате. Тетка все рвалась в свою родную больницу, но ее не пускали. Кормили их и укрывали люди до самого того часа, когда пришла беда. И как раз случилась она в той больнице, где работала раньше тетя. Именно туда, в родильное отделение, ворвались эсэсовцы, про которых в селе говорили — «черти, тилькы шо нэ з рогамы», и принялись насиловать беременных женщин. Крик стоял на все село. И тетка не выдержала — она вырвалась из хаты и кинулась в больницу. Она даже достала халат, белый халат, и в нем вошла в клинику, в то самое отделение. Она будто бы строго запретила извергам издеваться над святым — над женщинами-матерями. И будто бы эти звери ее послушали. И больше всего на свете она любила детей, хотя у нее своих не было, мать и ребенок были святы, и за них она пошла на смерть. Я представил себе, как кричала тетя Галя на этих, что «тилькы шо нэ з рогамы», как топала ногами! И может быть, на минутку их звериные лица расправил стыд. И может быть, те, кого она спасла, всю жизнь будут помнить о маленькой, худенькой врачихе, «нашей Галине Исааковне», которая отдала жизнь за чужих детей. Тетку повесили посреди села с табличкой «Партизан» на груди.

А может быть, никто и не вспомнит «нашего лекаря», потому что все, особенно те изнасилованные роженицы, постараются забыть свой позор и все, что было связано с этим. И никто не будет верить, что такое могло быть, что такое было! И с удивлением будут читать документы о распятых на дверях грудных детях, изнасилованных матерях, вырезанных грудях. Читать с неохотою, потому что вспоминать такое неприятно, а люди не любят вспоминать неприятное. И им, тем, кто проживал тогда в райцентре Кегичевка, не захочется вспоминать о страшном эпизоде, потому что гнусная эта история бросила бы тень на детей, родившихся от матерей, которых насиловали звери. А эти дети, ставши взрослыми, не будут знать имени той маленькой женщины, которая собственной жизнью купила им право на жизнь. Не захотят они вспоминать и о старушке, которую тоже повесили, потому что эсэсовцы прочесывали село и обнаружили бабушку. Говорили даже, что ее выдали те же люди, детей которых спасла ее докторша-дочка.