Читать «Цыганский роман» онлайн - страница 126

Владимир Наумович Тихвинский

— Пауль? Уже ничего… Теперь ничего…

— Значит, что-то все-таки случилось? — с укором сказала Кригерша. — Почему ты мне никогда ничего не говоришь?

Она противно капризничала, изображая из себя балованную девочку. Но и это не действовало на Генриха, не вывело его из тяжкого раздумья.

— Нет, очень странные вы люди, русские! — сказал он наконец членораздельно.

— Мы? — удивилась Аня, давая понять, что она-то не столько русская, сколько немка, фольксдойч.

— Ах, какая разница! — отмахнулся от нее Генрих. — Все вы здесь, на этой варварской земле, — русские!

И тут немца прорвало. Он недоумевал: почему русские такие неразумные люди? Можно подумать, что все русские сговорились умереть как можно глупее. Он, Генрих, не находит в их поступках никакой логики.

— И у меня тоже? — демонстрировала свою обиду Аня.

— Ах, да при чем тут ты! Ты еще разумное существо: поняла, что нужно выжить во что бы то ни стало, и не капризничаешь!

Кригерша как раз капризничала. Но Генрих знал, что говорил. У этого пожилого человека был трезвый взгляд на происходящее, он не слишком идеализировал Кригершу, понимал, что и как их связывает. «А что мне, терпеть до самой Германии?» — сказал он как-то своему другу Паулю в присутствии Ани. И оба захохотали. Хотя Кригерша знала язык, немцы разговаривали при ней так, будто были уверены, что она ничего не понимает. Теперь такая же история происходила со мной: Аня и Генрих болтали по-немецки, не стесняясь меня, хотя знали, что я кое-что понимаю.

Речь шла о Пауле. Я понял, что ефрейтор ранен или болен. Во всяком случае, он находится в госпитале, и Генрих его проведывал. Пауль уже пришел в себя и тоже не может надивиться тому, как ведут себя русские.

— Ну, ты могла бы ни с того ни с сего ударить меня лопатой по голове? — спросил вдруг Генрих у тети Ани.

— Я? — искренне удивилась Кригерша. — А зачем мне это нужно?

— Ты немного немка. Ты рассуждаешь, а тот…

— Русский? — спросила Аня.

— Как сказать… Не совсем. Но тоже… — неопределенно ответил Генрих.

Я насторожился: может быть, речь идет о ком-то, кто пришел «оттуда», и Генрих хоть что-нибудь расскажет о наших? Генрих диву давался, как этот человек неразумно вел себя. Попал раненым в плен, сбежал из госпиталя, где его как следует лечили. Прятался где-то и лачуге. От антисанитарных условий «заработал порчу ноги», чего в госпитале, конечно, не допустили бы. Генрих не поленился, вскочил и показал, как стоял русский, держась за больную ногу, как он еле ходил. Генрих представлял его как беспризорную собаку, которая поднимает перебитую ногу, жалобно скулит, но при этом раздраженно вертит хвостом: погладь ее — она вцепится в руку.

— В руку спасителя! — возмущался Генрих. — Грязный, небритый, щетина как у свиньи! И этот человек нашего Пауля!..

Я никак не мог понять, что сделал он Паулю, чем не угодил Генриху! Немец ругал его за безрассудность и тупость. Убежал из плена, скрывался, но когда все пошли, и он тоже тронулся… На ногах не стоял, а пошел! Что за чудак! Получалось — двойной чудак.