Читать «Идиллии» онлайн - страница 49

VIII

А перед весной однажды — то ли надоело ложиться спать в темноте, то ли дошла до него болтовня, будто в доме его прячутся домовые, — только попросил он у бакалейщика лампадку, налил в нее немного воды, сверху деревянного масла и принес домой. Киот был в верхней, полуразвалившейся комнате, поэтому он поставил лампадку в нишу над своей кроватью, засветил ее и, когда замерцал кроткий огонек, вдруг улыбнулся про себя, тихая детская радость пробудилась в его душе. В тот вечер он обещал своим парням походить с ними по посиделкам, а сам замешкался с лампадкой — так легко и хорошо ему стало, что не захотелось выходить из дому: он развязал постолы и прилег на свой топчан.

Свет от лампадки дрожал на закопченном коричневом потолке, он смотрел на белесые острые грибы, которые вылезли на досках там, где протекало, и мысли одна за другой затолпились у него в голове и уже не давали ему уснуть. В эту ночь давние, заглохшие воспоминания, заваленные всяким хламом в памяти, пробудились в Рале.

…Вот осенний темный вечер, перед киотом мерцает лампада, отец и мать ужинают за низеньким круглым столом, а он, малыш, разглядывает старую, облупившуюся святогорскую икону. На иконе нарисован дедушка-господь с длинной бородой, он сидит на троне, таком же, как владыка в церкви, в руках держит люльку, а из люльки торчат детские головки… Рале уже знает: если умрет ребенок, дедушка-господь заберет его на тот свет и будет качать в люльке… Там и его сестричка, которая недавно умерла.

Давным-давно он не вспоминал об умерших — сейчас только они проходят чередой у него в голове… И хотя ночь и он совсем один, Рале не страшно вспоминать о них.

…Лето в разгаре… Во дворе возле дома сложенные в копны снопы ждут обмолота, а на галерее лежит, вытянувшись, его отец на носилках, мать рвет на себе волосы и голосит, идут соседи и родные, зажигают восковые свечи и кладут покойнику цветы… Долго потом не мог Рале выносить запаха гвоздики — перед глазами сразу появлялся отец, накрытый белой холстиной, и читающий над ним поп.

— И какая это была мука… — Рале повернулся к стене. Ему не верилось, что мать выживет. А пошли третины, девятины, панихида, каденье ладаном, поминанье… все по чину, как положено, и уже тогда он начал замечать — под своим черным платком мать пересилила горе, укрепилась и пришла в себя… Рале лег ничком, он не хотел больше ни о чем вспоминать — заснуть бы, уже вторые петухи кричат, — но мысли все текут, одна подгоняет другую, и он не может от них избавиться.

…Вот мать его вдова, целыми днями они надрываются вдвоем, а все не могут управиться. Люди вместо того, чтобы пожалеть их, посмеиваются, подкалывают мать и даже при нем так сплетничают о ней, что он сжимает кулаки — была бы сила, всех бы порешил… Как раз тогда, когда Рале познал мир, когда он отвернулся и от здешних и от нездешних и возненавидел их, мать ушла в равнинное село — замуж вышла за тамошнего мужика. Если бы ему сказали, что мать сейчас умрет, ему не было бы так тяжко… Он ведь за несколько дней перед тем заметил, как этот чужак слоняется возле дома, а завидев мать, подкручивает тонкие усики и часто-часто моргает маленькими глазками, и возненавидел его.