Читать «Идиллии» онлайн - страница 33
Петко Юрданов Тодоров
— Не получается у меня, — мотнул головой загорец.
— Постой, кто тебе сказал, что не получается! — засмеялся дед Добри. — Это тебе не буйволов подстегнуть да гнать, куда хочешь, — ты только посмотри!..
Бойко повернулся, посмотрел: по жнивью разбросаны снопы, словно нарубленные чурбаны, — и опять нагнулся собирать пучки колосьев. Где-то вдалеке запела голосистая жница, другие подхватили, и протяжная песня понеслась над равниной.
Но скоро песня стихла, словно ее придавил тяжелый зной, сгустившийся над нивами и лугами. Солнце остановилось посреди неба, оглушительно трещат кузнечики, и только жнецы молча наступают, оставляя за собой сжатые полосы.
Бойко словно ошалел, словно его связали: то с одной стороны дернет его пучок, то с другой — и он беспомощно мотается между ними, чтобы успевать подбирать.
…И так, будто муравей, ползать по земле? — повернул он голову и посмотрел на деда Добри. Хозяин и его семья выбивались из сил, чтобы убрать хлеб. Взмокшие рубашки прилипли к спинам, поясницы разламываются: капли пота стекают с морщинистого загорелого лба деда Добри — никто вроде бы и знать не хочет ни жары, ни усталости.
Расплакался ребенок в люльке; мать едва оторвалась от работы, чтобы дать ему грудь.
Бойко опустил голову и опять подумал: да и как им не ползать, ровно муравьям, коли они работают не поднимая головы, а что останется от красоты и силы — дети высосут у них из груди… И мать и отец разрываются на части — тут один ревет, там другой захворал, — рвешься во все стороны, а оставь детей — вся душа за них изболится… — Погонщик тряхнул головой. — Не по нему это — гнуться под низкой крышей: утром выходить из дома, вечером возвращаться с женой; пахать, жать и детей плодить…
Молодайка сунула ребенка в люльку и опять схватила серп, чтобы поскорей догнать остальных. Повсюду шла работа, без отдыха, без передышки.
Страдная пора. Так трудились на жатве Добревы каждый день, пока не сжали все полосы, не свезли с поля все снопы и не вернулись на молотьбу в село. Не выдержал до конца с ними Бойко. Уже на второй день у него заболела душа, не по нутру была ему эта работа, опротивела, и рано утром на третий день, никому не сказавшись, он вывел буйволов и уехал. Старая Добревица со снохой переглянулись: то ли не угодили ему чем, то ли кто из них обидел его словом, что уехал он от них и даже не попрощался. А дед Добри нахмурился, поворчал и махнул на него рукой — без людской помощи столько лет как-то справлялся, и теперь не даст осыпаться своему зерну…
Ни словечка не проронила против загорца только Койна, но не посмела при невестке и заступиться за него перед отцом. Хотя загорец и ветрогон, такой он был ей словно еще больше люб: она не могла слышать о нем худого слова…
Он, может, опять вернется, думала она. Отец перестанет серчать, все забудется, словно и не было. Тогда она сама ему скажет, чтобы он остался у них, хватит, мол, мыкаться бесприютному…
