Читать «Идиллии» онлайн - страница 24

Баба Митровица взглянула на мужа из-под бровей, да как полились у нее рекой слезы из глаз, молчит, слова не может сказать. Так он ей отплатил за то, что она одна везла на себе и дом и работу, за то, что тревожилась о нем днем и ночью и сносила укоры родных и соседей. А он знать ничего не хочет: скривил рот в усмешке, сунул кобуры под подушку, бросил на постель ружье и завалился спать.

Мал еще был тогда сын деда Митро, но до сих пор это воспоминание тяжелым камнем лежит у него на сердце, и ни вздохом его не поднимешь, ни годы его не свалят. Матери своей он никогда не сможет забыть!..

Ни дед Митро, ни кто другой, один только он знал и понимал ее. Отец столько раз доводил ее до слез, так неприязненно косился на нее, будто и ей не верил. А когда его схватили сеймены, зарыдала, запричитала Митровица, живого оплакала своего мужа… Тогда уже все село взяло их сторону, потому что опять стали делать набеги черкесы; налетели на соседнюю ярмарку и увели несколько девушек. Как узнал про это дед Митро, подстерег их еще в горах на круче, отбил девушек и никто не посмел дотронуться до них, но на ярмарке стражники схватили его самого. Когда узнали, что его сошлют в Диарбекир, все, кто помоложе, пришли утешать мать. Пустим-де поднос по церкви, чтобы избавить вас от нужды и невзгод… Янаки, церковный староста, уже умер. Общинные дела взяли в свои руки люди, вроде бы готовые всем пожертвовать для народа. Но их посулам век был недолгий: пустили на двух праздниках поднос по церкви — сперва собрали пятнадцать грошей, во второй раз едва семь, а когда на третий праздник пошел сын деда Митро к молодому церковному старосте, тот пожал плечами: «Что я могу сделать, если никто ничего не кладет — у каждого, будто змея в кошельке».

Подумал ли кто-нибудь тогда о них, заглянул ли кто через их завалившийся плетень, увидел ли, как они бедствуют! Мать его и о доме пеклась, и о нем, мальчишке, и даже отцовский долг корчмарю выплачивала. Чужие кудели шерсти чесала и несколько лет подряд в самую Ромынь ходила жать, только чтоб мужнино имя не посрамить…

И счастья не видела его мать. Дед Митро не вернулся. Но она сберегла его честное имя, а теперь этим именем его, сына деда Митро, попрекают…

— Пускай… — махнул он рукой. — Сын деда Митро знает, как продается юначество, знает, чего стоит слава на этом свете. — Про икону деда Митро заговорили! Он хорошо помнит, что было в тот день, когда внесли в церковь эту икону…

Менялись времена, менялись с ними и люди. Узнали, за что заступался его отец, и всех словно совесть стала мучить, что они не почтили его память, и решили они возблагодарить деда Митро. Большим благодарением: заказали богомазам выписать на иконе образ его, святым его сделать. В самый Димитров день поставили эту икону в церкви, собрались все от мала до велика смотреть на нее, и поп вышел из алтаря поведать о его страданиях. И как тут разрыдалась баба Митровица! Все подумали — от радости не могла удержаться. А это у нее в душе поднялось все, что скопилось там за целую жизнь… и единственный счастливый день, до которого она дожила, который увидела, отравили ей горькие воспоминания.