Читать «Точка сборки (сборник)» онлайн - страница 27
Илья Кочергин
Следующим рейсом прибыл Витя Карпухин.
Разноцветных склонов, как на пути к озеру и на самом озере, Сашок тут не увидел, вся тайга желтая от лиственниц, от выстлавшей землю хвои. И желтая сухая трава на открытых местах. Березы здесь не растут – слишком высоко. Чернота кедрачей поверху только подчеркивает однотонность пейзажа. Ни ветерка, ни звука весь этот желтый месяц – весь конец октября и начало ноября, а потом вдруг с вечера снег, как будто красок в мире больше нет и не будет. На следующий день жесткое яркое солнце так бьет в этот снег, что весь день щуришься, как будто спросонок, или вдруг небо опустится до самых лиственных верхушек на соседнем холме и напустит на пейзаж снегопад, мельтешение такое, словно белые помехи в телевизоре. И тогда можно долго смотреть из окошка выпученными, остановившимися глазами, как во дворе неподвижно стоит у коновязи черная лохматая лошадь, смотреть, пока незаметно наступившие сумерки не скроют лошадь, и вместо нее, если зажечь керосинку, в оконном стекле будет видно слабое отражение того, как ты ходишь по комнате, пьешь чай или варишь на печке лапшу.
Первую неделю у них в Букалу жили патрульщики, собирались в тайгу.
Женя Веселовский с утра, выйдя во двор, опустошал свое сознание криком. У него был большой рот и большой объем легких. Он походил в этот момент на льва, обозначающего свое присутствие в пустыне, или на оленя, ревом вызывающего соперника на битву. Опустошенное сознание наполнялось чем-то хорошим – Женя улыбался, осматривая небо и горы, блеск золотых коронок на зубах придавал всему этому торжественность обряда.
Эрик Костоцкий был понятнее. Постоянно поправляя очки, напевал Визбора и всякие туристические песни, которые обычно поют дружными голосами у костра, ходил с ножом на боку, цитировал Джека Лондона и Хемингуэя, пил крепкий чай и курил по две пачки сигарет в день. Эрик любил готовить, вкусно покушать и вообще компанию. Он был с юга, казался очень уютным и домашним человеком.
Они наполнили Букалу очарованием дальних веселых походов, труднопроизносимыми названиями мест, где пришлось заночевать в снегу, поймать браконьеров или неожиданно встретить товарищей, идущих навстречу. Было здорово, что они обитают в той стране, которая теперь принадлежала Сашку. Им предстояло патрулирование южных границ заповедника, а потом переход пешком на озеро.
После их ухода Букалу погрузился в желтую тишину.
Они жили – Сашок и Витя – в одном трехквартирном доме, Марат с женой и дочкой в другом. Марат был их начальником и не любил городских, подсевших на романтику мальчиков. Но что поделаешь, если городские мальчики ехали и ехали из своих городов, заселяли Букалинский кордон и, как им ни отравляй жизнь, как ни вытравляй отсюда, словно насекомых, не переводились. Растревоженные свободой и непривычным миром, приезжали новые, счастливые, одуревшие от запаха, простора и далеких гольцов, подернутых маревом или покрытых снежной глазурью. Ходили сгоряча босиком по тайге (чтобы красться бесшумно, как зверь) и лечили потом избитые ноги, изучали способы выделки шкур, приемы шаолиньских монахов или очищали сознание, медитировали, играли на гитарах и варганах. Стриглись налысо, занимались уфологией, сыроедением или становились вегетарианцами, писали и читали стихи. За последние четыре года здесь сменилось тридцать лесников.
