Читать «И у палачей есть душа» онлайн - страница 46

Маити Гиртаннер

Еще в начале войны пианино стало моим оружием, когда надо было спешить на помощь моим юным друзьям по Сопротивлению. Одного из них задержали в комендатуре Сен-Жюльен-ль’Ар.

Его заподозрили в краже документов, что было совершенно верно. В тот вечер нас обеспокоило его отсутствие. У меня появилось дурное предчувствие. Если его не отпустят в течение дня, дела могут плохо для него обернуться: его переведут в другое место, сначала в Тур, потом Бог знает куда, лишая нас возможности вмешаться и придти ему на помощь. Офицер, живший у нас тогда во Вье Ложи, обладал подлинной художественной чувствительностью. После ужина я рискнула взять на себя инициативу: «По- моему, у вас усталый вид. Вам будет приятно, если я поиграю для вас на фортепиано?»

В глубине души меня мучила нечистая совесть: не перехожу ли я границу между минимальной сердечностью вынужденного гостеприимства и явной симпатией к оккупанту? Чтобы подавить сомнения, я постаралась сосредоточиться на моей цели: добиться освобождения моего друга. В тот вечер я играла экспромты Шуберта; мне казалось, что внутренняя меланхолия этой вещи должна его тронуть. К концу отрывка, казалось, его лицо выразило успокоение.

— Спасибо, — сказал он.

— Очень мило, что вы выражаете благодарность словами, но я предпочла бы действия. По тому, как он встревожился, я поняла невольную двусмысленность моих слов. Я расхохоталась: «Вы что подумали? Вы же со мной знакомы! Я просто хотела вас попросить об одной услуге».

И я заговорила с ним о моем друге.

Бедный мальчик, еще не повзрослевший, он просто хотел поскорее возобновить прерванные войной занятия. Он совсем не такой, чтобы вмешиваться в сложные дела, превосходящие его понимание. Я старалась казаться скорее опечаленной, чем смущенной. Офицер ничего не ответил. Гордость оккупанта мешала ему слишком явно сдаться. Но на следующее утро скрип решетки принес мне добрую весть: это был мой друг, небритый, но улыбающийся более чем когда-либо, стремящийся занять свое место в нашем содружестве, которое я не решаюсь назвать ячейкой. Я запомнила этот опыт. Я оценила его риск. Если они обнаружат, что я их обманула, наказание будет страшным, и со всеми моими хитростями, предпринятыми, чтобы по-своему и на своем месте участвовать в борьбе за Францию, будет покончено.

Я знала также, что моя деятельность, достаточно рискованная уже в Боне, в Париже будет намного более опасной. Однако именно в Париже, начиная с 1943 года, я находилась чаще всего, именно здесь я должна была прежде всего действовать.

Приглашений прийти играть на фортепиано для немцев было немало. Через консерваторские круги они знали, кем я была и, следовательно, на что я способна. Долгое время я пыталась избегать просьб или отказываться под всевозможными предлогами. Но как можно бесконечно отказывать, не отталкивая в то же время и, тем самым, возбуждая их подозрения?

Итак, однажды я согласилась.